Малайсийский гобелен
Шрифт:
Говоря о беззаботности, я не кривил душой; когда рядом была Катарина, я в самом деле чувствовал себя беззаботным.
Воцарилась тишина, только слышно было за окном жужжание трудолюбивых пчел. Одна из них так нагрузилась пыльцой, что не могла оторваться от подоконника, и Посейдон игриво тянул к ней лапу. В ясном небе, не шевельнув ни единым перышком, стремительно пронеслись птицы.
Жестом указывая на них, Катарина сказала:
– Снова эти птицы с раздвоенными хвостами собираются вокруг башен. Перед тем, как отправиться в южные края, они вьют себе здесь гнезда. Мне всегда становится грустно, когда они улетают. Мне их очень жаль, и к тому же это означает, что прошел еще один год. Хотя каждый год они снова возвращаются из какого-то таинственного места. Они никогда не опускаются на землю. Если они это сделают, то им никогда уже не взлететь. Все
233
потому, что у них нет ног, если, конечно, верить Аристотелю и Тарзаниусу.
– Это вертки. Отец рассказывал мне, что они прилетают с южного континента, покрытого льдом. Туда еще не ступала нога человека.
– А он-то как об этом узнал?
– Должно быть, из архивных записей.
Катарина взяла белый гребешок и принялась расчесывать роскошный, песочного цвета мех Посейдона. Кот раздул грудь и замурлыкал так громко, что заглушил пчел. Но глаз не открывал.
Катарина, после некоторого молчания, издала смешок:
– Я все пытаюсь представить, как выглядит страна, которую никто никогда не видел.
– Не так уж трудно. Мы сами живем в такой стране. Здесь все загадочно и тайны не раскрыты.
– Шутник ты, Перри. Готова спорить, что это строчка из какого-нибудь твоего романса.
– Как только я произношу что-нибудь глубокое и мудрое - или хотя бы осмысленное, - так все сразу заявляют, что это цитата, из пьесы. Но пьесы часто пишут сами актеры - сама знаешь, мы ведь парни толковые. И разве ты не помнишь, что я в детстве был смышлен не по летам.
– Я помню, как ты изображал перед нами живые статуи, а мы должны были угадывать - кого ты представляешь. Ты чуть не утонул в лагуне, когда изображал Тритона. А я испортила новое платье, тебя спасая.
– Эта жертва была принесена искусству. А ты, Кати, всегда лучше всех угадывала, кого я имел в виду.
– И Андри, бедняжка, тоже была умница. Она приснилась мне недавно и во сне тоже умерла от чумы, как в жизни. Ненавижу сны, которые кончаются, как в действительности.
Время от времени Катарина очищала гребень от вычесанной шерсти и сдувала ее с пальцев. Потоки теплого воздуха подхватывали пучки шерсти Посейдона и уносили в окно.
– Когда я не брежу, у меня сны приятные.
– Посей, глупый кот, смотри, как ты линяешь! Жизнь была бы совсем невыносима, если бы не сны. Я бы наверное вообще с ума сошла.
Она сдула очередную порцию шерсти в сторону окна. Я подошел к ней, облокотился на подоконник, почесал кота за ухом.
– Иногда полезно сойти от чего-нибудь с ума. Хороший способ сохранить здравый рассудок.
234
Катарина посмотрела на меня.
– Ты слишком легкомысленный. Ты думаешь, что весь мир создан для твоего развлечения. В ее голосе слышался упрек.
– Никто еще не доказал мне обратного, хотя в последнее время развлечениями и не пахло. Ты сама достаточно беззаботна. Волпато тебе изменяет? Бьет тебя? Почему он так часто оставляет тебя одну в Мантегане?
Она опустила глаза и ответила:
– Я была очарована Волпато и всем семейством Мантеганов еще в детстве. Они такие неотесанные, диковатые, как и их старые замки - здесь, и на берегах Срединного моря. Когда мне исполнилось восемнадцать, Симли Молескин предсказал, что я выйду за кого-нибудь из Мантеганов. Что я и сделала, и я все еще люблю Волпато.
– Кати, неужели у тебя нет собственной воли? У этих треклятых магов цепкая хватка, и они будут держать тебя в своих грязных лапах, пока ты их не пошлешь подальше.
– Не издевайся. Вижу, что ты уже поправился. Во всяком случае, рука теперь не отвалится. Если хочешь, можешь уехать из замка уже завтра. И я не увижу тебя, пока ты снова не попадешь в беду.
Я поцеловал ей руку и сказал:
– Не сердись! Ты такая добрая, и мне нравится, как ты меня балуешь, сестричка. Я постараюсь натаскать Армиду, чтобы она походила на тебя. Я уеду завтра же, чтобы начать поскорее.
Она рассмеялась. Нам было хорошо вместе, и Посейдон мурлыкал громче обычного.
Окно, у которого мы нежились на солнце, представляло собой большую амбразуру в толстой стене. Подоконник был достаточно широк, чтобы Катарина и Посейдон могли сидеть на нем с удобством и созерцать окрестности. Отсюда можно было держать на прицеле мушкета весь внутренний двор далеко внизу. На свинцовой обивке подоконника некий безвестный поэт нацарапал две посредственные терцины:
Два мира зрю я здесь, у амбразуры:
Внутри покоев - шум и суета сует, Снаружи - только небосвод лазурный.
Двойной в душе запечатляют след Людских амбиций хоровод безумный И вечных истин негасимый свет.
235
Посейдон на коленях сестры перевернулся брюхом кверху и теперь в окошко вылетали клочки белой шерсти.
Нагретый полуденным солнцем воздух циркулировал в чаше двора, и ни одна шерстинка, подхваченная этим потоком, не опустилась на каменную мостовую. Вихрь нес вычесанную шерсть мимо конюшен, увенчанного башенкой сеновала и высокой сосны, растущей у противоположной стены, где были ворота. Весь колодец двора был заполнен этой странной метелью.
Катарина даже вскрикнула от удовольствия, когда я обратил ее внимание на это зрелище.
Вертки трудились неустанно. Шесть или больше пар пикировали с карнизов и покрытых свинцом крыш, выхватывая из вихря клочки шерсти, чтобы устилать ими гнезда. Долго мы созерцали плавное и величественное кружение прядей и стремительные, ломаные зигзаги вертков.
– Когда выведутся птенцы, они будут тебе благодарны, Посейдон,- сказала Катарина.- Они вырастут в роскошных гнездах.
– Да, в этих гнездах вылупится первое поколение птиц, которые будут любить кошек. Перемены грядут на крыши Малайсии!