Мальчишка с бастиона
Шрифт:
Колька навытяжку стоял перед офицером и виновато моргал.
– Алексея Петровича разыщи и проси, чтоб до вечера побывал у меня. Понял?
– Так точно, ваше благородие, понял.
– Ступай.
Колька перепрыгнул через ступени и уже в дверях услыхал:
– Ищи у штабс-капитана Мельникова!.. …Дельсаль пришёл в блиндаж ночью. Николка лежал на своём зарядном ящике, изо всех сил стараясь не заснуть - хотелось дождаться.
Когда сапёрный офицер вошёл в блиндаж, мальчишка стал поспешно одеваться.
– Ты куда?!
– взглянул на него Забудский.
–
Офицеры понимающе переглянулись.
– Алексей Петрович, я просил вас только для одного: пожелать удачи, - и лейтенант протянул руку.
– Главное, пройти в тишине до редутов, - задумчиво произнёс Дельсаль.
– Да, - тихо ответил Забудский, - надобно, очень надобно постараться.
Они обнялись. Дельсаль вышел из блиндажа. Забудский слегка прикрутил фитиль и неподвижно сидел у стола. Колька лежал, не двигаясь, делая вид, что заснул.
Прошло полчаса. Лейтенант погасил лампу и вышел. Мальчишка поспешно вскочил на ноги и выскользнул следом за ним.
Было тихо и пустынно у орудий. Только фигуры сигнальщиков маячили на бруствере.
В холодном, отдававшем морозцем небе попрятались звёзды.
Забудский подошёл к левому флангу батареи, поднялся на банкет.
Колька незаметно шмыгнул мимо часового и очутился за траверзом. Он сел на ствол поваленного дерева: поёживаясь от холода, приподнял воротник бушлата.
Глаза постепенно привыкли к темноте, и он уже чётко различал вдали холмики французских батарей. Где-то прокричала полуночная птица. Колька повёл глазами по сторонам, а потом увидел, что она во рву, под ним. Ему захотелось вспугнуть её.
Он подобрал холодный голыш и, прицелившись, запустил его в ров. Птица, махнув тёмными крыльями, растаяла в ночи.
И снова тихо. Лишь изредка над спящим бастионом - голоса сигнальщиков да часовых.
Прошло ещё полчаса. Колька напряжённо всматривался в сторону Хомутовой балки. И хотя ничего не видел, его воображение точно определяло, где находятся сейчас разведчики. Вот они прошли старую дорогу и свернули к оврагу - здесь нужно ползти. Осторожней, а то французы услышат. Главное - добраться до балки: там за кустами никто не увидит. Эх, не взяли его! Он всё доподлинно знает, где и как надобно прятаться - знакомые места. Ну, а теперь по склону! Только бы стрее, быстрее. Французы молчат, значит, ничего не заметили!
Обдуваемый хлёстким осенним ветром, Колька вскарабкался на земляной вал, натянул бескозырку чуть ли не на уши.
Темнота по-прежнему молчала. Молчала ещё десять… двадцать… тридцать минут.
Мальчишке казалось, что он ожидает вечность.
И вдруг со стороны французских траншей началась стрельба. Колька вскочил на ноги, но в то же мгновенье раздалось:
– Тёмная!
– так называли картечь. Послышался треск разорвавшегося снаряда.
«Пронесло!» Колька осторожно приподнялся над бруствером и с удивлением отметил, что по всей линии вражеских траншей вспыхивают огоньки - французы открыли беспорядочную стрельбу по четвёртому бастиону.
«Палите, палите, - радостно неслось в голове, - вот перепужались - куда стрелять надобно, не знают!»
Рядом подвизгивали пули. Колька отметил, что заговорили английские стрелки с правого фланга.
– Молоденькая!
– деловито кричал сигнальщик у первого орудия, отмечая характерный полёт пули с чашечкой.
– Лебёдушка!
– это означало глухую пулю.
Обострённый слух сигнальщиков безошибочно различал их по звуку, как лесники птиц по голосам.
Вскоре всё стихло. Близился рассвет. Колька, успев опередить лейтенанта, шмыгнул в блиндаж и быстро разделся.
Утром на бастионе только и было разговоров, что о ночной вылазке. Участники её, черноморские казаки старшины Головинского и матросы, были героями дня.
Рассказывали, какой переполох произвёл неожиданный налёт: как поручик Дельсаль с несколькими казаками взял у противника четырнадцатисантиметровую мортиру: как ему же удалось срисовать расположение неприятельских укреплений.
С вылазки не вернулось двое: один казак и Кондрат Суббота. Матрос всё время был рядом с Дельсалем. Именно с его помощью сапёрный офицер так быстро нанёс на планшет позиции французских орудий.
Пуля угодила Кондрату в живот. На бастион его принесли мёртвым…
Колька сидел у лафета отцовского орудия. Немигающие глаза смотрели в одну точку.
Снова и снова вспоминалась ночь в огнях, в томительном ожидании, а потом лицо убитого Кондрата на носилках. Какая-то неосознанная ненависть ко всему, что происходит сейчас, подкатывала к горлу. Было нестерпимо горько, и если б не сидевший рядом и тоже молчавший отец, он наверняка бы заплакал…
Кто-то поблизости прокричал:
– Братцы! Пал Степаныч на баксионе!
И всё вокруг сразу зашевелилось. Матросы поспешно прибирали у орудий, чистили бушлаты друг на друге, затягивали ремни. И всё это делалось с каким-то радостным возбуждением, как перед приездом желанного гостя.
Нахимов прибыл на бастион сразу же, лишь стало известно о результатах вылазки, и сейчас находился в землянке Забудского.
– Поднимайся, Николка, - сказал Тимофей, - их превосходительство поглядишь.
В это время подвезли французскую мортиру, захваченную во время вылазки. Матросы с любопытством рассматривали литые вензеля на бронзовом теле орудия. Евтихий Лоик заглянул в ствол, провёл шершавыми пальцами по глади канала.
– Новёхонькая, шельма. Николка, поди-ка сюда!
Колька подошёл к матросу.
– Ты вот всё хотел поглазеть, - сказал Лоик, - какие у хранцуза пушки. Такие же!
Только блеску побольше. Вот, гляди, затравка старомодняя. У нас, поди, лучше. Но ничего, - заключил старый бомбардир, - мы к ней лафет приспособим, и послужит ещё!
Неожиданно раздался голос унтер-офицера Белого:
– Смирно! Их превосходительство вице-адмирал Павел Степанович Нахимов!
Со стороны командирского блиндажа появилась группа офицеров во главе с Нахимовым. Вице-адмирал приблизился к вытянувшимся во фронт матросам и недовольно посмотрел на Белого.