Мальчишка с бастиона
Шрифт:
Его помощник унтер-офицер Фёдор Тимохин, опытный минёр и подземник, не отставал от него. Берг то и дело поворачивался к Фёдору и торопливо пояснял:
– Под французиков надо подлезть. Под самый дых подвести им галерею. Уяснили, голубчик?
Унтер-офицер Фёдор Тимохин любовно-критически посматривал на своего начальника и неторопливо отвечал:
– Понятно-то оно понятно, ваше благородие Александр Маврикиевич, только бусурмане тож с мозгою - под землёю зашли чуть ли не на шесть аршин.
– Ну и что?!
– смешно сердился
– А мы их перехитрим.
– Они тоже с усами, - усмехнулся Тимохин.
– Гм… с усами, - Берга как будто смутил этот факт.
– А контрольные ямы смотрели?
– Смотрел. Через пять аршин начинается глинистый слой. Под француза подобраться нет никакой возможности. Это вам не у Мельникова на четвёртом. Там вторая глина на двенадцать аршин вглубь ушла - понаделает Мельников шуму! Видит бог, не раз помянут его французы.
Берг пожевал губами воздух, сердито отбросил залезший в рот ус, как будто он мешал ему сосредоточиться.
– Чудесно! Выводим слуховые рукава.
– Думаете, француз, подбирается к редуту?
– Уверен, голубчик, уверен! Сегодня же приступим к работе. Подготовьте людей и инструмент. А то чего доброго проморгаем да взлетим на воздух.
Унтер-офицер отдал честь и пошёл выполнять приказание.
Тимохин с самого начала обороны работает с Бергом и знает, что если инженер велел поспешить, то, значит, есть для этого основания. За оборону «дядька Маврикий» здорово поднаторел в подземных делах.
Берг постоял с минуту на месте, взглянул в сторону дымящегося города, затем для чего-то взял горсть земли и стал растирать её между пальцев - земля была тёплая и сыпучая. «Унавозить её и пахать можно было бы», - подумал он. Сурово взглянул в сторону позиций союзников и, вздохнув, пошёл в том же направлении, куда удалился унтер-офицер Тимохин.
Вход в контрминную галерею был похож на самую обыкновенную яму, вроде тех, из каких в мирное время добывали песок и глину для постройки жилищ. Но то были обыкновеннейшие ямы, а это - вход в подземную войну, что придавало мрачную значимость зияющему отверстию.
Поручик Берг только что вылез из контрминной галереи и, усевшись прямо на земле, блаженно щурился, поглядывая на солнце. Его огромные усы, нависшие над глазами брови были припорошены землёй. Мундир у Берга поблёскивал от навечно въевшейся в ткань глины. Высокие сапоги потеряли свой первоначальный чёрный цвет, грязь, быстро высохшая на солнце, окрасила их в серый.
Берг вытащил табакерку и сунул себе в нос добрую щепоть табаку. Ноздри сразу же судорожно раздулись, и он громко чихнул.
– Желаю здравствовать!
Инженер тотчас же повернулся на голос и увидел Пищенко.
– Благодарствую, Николка.
– При виде парнишки глаза у Берга стали ласковыми, он тоже успел полюбить мальчика.
– Отдыхаешь, братец?
– Ваше благородие, - вместо ответа, жалобно протянул Колька, - дозвольте под землю спуститься.
– Чего-с?
– притворился непонимающим Берг.
– Под какую такую землю?
– В галерею… Обещали, ваше благородие, - продолжал настаивать парнишка, - разрешите…
Поручик задумался. «Пустить бы и можно, но опасно же. На днях минёра одного придавило - не выдержала землица собственной тяжести - обрушилась. И если б это была только одна жертва… Мальчонка он ещё совсем, пожить не успел на белом свете…»
– Ваше благородие! Александр Маврикиевич…
«…и удержать его нельзя - всё равно проберётся.
Вчера часовой захватил у самого входа. Сегодня задержал, а завтра не заметит…»
– Я только взгляну, назад мигом возвернусь!
«…а если с Ковальчуком? С тем, пожалуй, можно…
Да, с Ковальчуком можно…»
– Александр Маврикиевич!..
– Ну, я - Александр Маврикиевич, - Берг постарался придать своему лицу грозное выражение.
– Разрешите…
– Так я и не препятствую, - хитро улыбнулся инженер.
– Не препятствуете?!
– Колька круто повернулся и бросился к подземному входу.
– Стой!
– остановил его Берг.
– Дай досказать: не препятствую, но только с Ковальчуком.
– Ваше благородие…
– Точка. Моё слово последнее.
Кольке ничего не оставалось делать, как идти за матросом.
Ковальчук и Колька осторожно пробирались по минной галерее. Стены были влажные и пористые, а в самой галерее было мрачно и душно. Тело сразу же покрылось неприятной испариной. На зубах похрустывал песок. Ковальчук руками нащупал выбоину в стене.
– Обвалилась, - тихо сказал он, - Миронова тут придавило. Осторожней, Николка.
Парнишка попытался обойти груду выпавшей из стенки земли, но неожиданно провалился чуть ли не по пояс в воду.
– Будь ты неладна!
– сквозь зубы выругался Ковальчук, помогая парнишке выбраться.
– Должно быть, грунтовые воды прорвались. Тимохин говорит - беда от этих вод. Работаешь, работаешь, а они разом на всех трудах крест поставят. Може, вернёмся, пообсохнем малость?
– предложил он.
– Не, дальше пойдём!
– Дальше так дальше, - не стал спорить Ковальчук.
Чем глубже они удалялись от входа, тем труднее становилось дышать. Самодельные вентиляторы почти не нагнетали воздух. Ковальчук хотел зажечь свечу, но она сразу же погасла: не хватало кислорода для горения.
– Поберегись!
– раздалось над самым ухом.
Матрос с парнишкой поспешно прижались к стене.
Мимо них проехала минная тележка, - что-то вроде деревянных саней - гружённая мешками с землёй. Колька знал, что её сейчас лебёдкой подтянут к выходу и землю выбросят наружу.