Мальчишки-ежики
Шрифт:
— Взять на прицел того, что с винтовкой.
— Кемко!
— Есть Кемко.
— Действовать, как условились. Сумцову — прикрыть меня!
Отдав эти распоряжения, чтобы создать впечатление, будто хутор окружен, Живнин потребовал от главаря:
— Сдать оружие.
— Первому встречному именное оружие не сдают. С кем имею честь? — продолжал свою игру бандит. — Может, вы не тот, за кого выдаете себя. Предъявите документы.
Живнин вытащил наган.
— Сдать оружие!
Бандит, ухмыляясь, ждал, чтобы вначале была выполнена его просьба. Тянуть время было опасно, и Живнин, вызвав Сумцова, приказал:
— Обезоружить и обыскать!
— Вынужден подчиниться насилию, — сказал бандит и начал расстегивать кобуру. Затем неожиданно ударил ногой милиционера в пах и выхватил маузер.
Живнин успел выстрелить раньше бандита, но и тот разрядил в него обойму. Они упали на землю почти одновременно.
Высокий хуторянин попытался убежать огородами, но его настигла пуля Кемко.
Серый, несмотря на ранение в грудь, попытался перезарядить маузер, но оправившийся Сумцов ногой вышиб из его рук пистолет и, обшарив одежду, доложил:
— Больше оружия нет!
— Связать, — распорядился Живнин.
Не смейте руки крутить, — запротестовал Серый. — Сперва рану перевяжите! Ведь кровью изойду.
— Черт с тобой, — сказал обозленный Кемко. — Одним бандитом меньше будет.
Милиционеры отнесли Живнина на крыльцо и, сняв с него куртку и рубашку, осмотрели раны. Две пули бандита попали в живот, а одна — застряла в бедре. Отверстия были небольшими, кровь едва сочилась.
— Не возитесь со мной, — сказал Николай. — Сперва подготовьтесь к встрече. Бандюги из третьего хутора могут нагрянуть в любую минуту. Заприте старика и старуху… поставьте наблюдателя. Если бандитов набежит много, Серого пристрелите. Он опасней всех.
Двое милиционеров пошли выполнять его распоряжение, а третий, перевязав раны Николая холстом, найденным в доме, принес на крыльцо маузер.
— Возьмите на всякий случай, — сказал Сумцов. — Я его зарядил.
Чувствуя, как с каждым вздохом уходят силы, Николай подумал: «Неужели умру? А что же будет с Мусей? Вот нелепость!»
Подвинув к себе маузер, Живнин закрыл глаза, чтобы сосредоточиться и понять, откуда исходит тупая боль, растекающаяся по низу живота. «От поясницы, — установил он. — В печень или почку угодил… кровь, видно, заливает. Надо бы скорей в больницу. Нет, могут всех истребить в лесу, лучше здесь отбиваться…»
Когда вновь послышалась стрельба, Николай с трудом открыл глаза, взял в руку маузер, но поднять пистолета не смог…
Клятва комсомольцев
В субботу огромные зеркальные окна пионерского клуба засияли чистотой, отражая в стеклах пешеходов. Двери и подоконники были побелены, кафельный пол вымыт до глянца, стены украшены флажками и лозунгами.
«ЮНЫЙ ПИОНЕР ВЕРЕН РАБОЧЕМУ КЛАССУ».
«ПИОНЕР — ДРУГ И БРАТ КОМСОМОЛЬЦУ И ДРУГОМУ ПИОНЕРУ».
Девчонки и мальчишки, по-праздничному одетые, сходились сюда со всех концов города. Одни самостоятельно, другие с братьями и сестренками, третьи — с мамашами, бабками и дедками.
На другой стороне улицы толпились любопытные. Здесь застревали тетки, возвращавшиеся с базара, и старухи богомолки, направлявшиеся в церковь. Они с неприязнью смотрели на клуб.
— Антихристово племя, безбожники! — бормотали они. — В таком магазине бесчинство устраивают. Тут же иконы и кресты продавались.
Сан Саныч привел своих гимнастов строем. Мальчишки, одетые в чисто выстиранные, хорошо отглаженные футболки и синие трусы, босиком, четким строем шагали по мостовой и пели: «Мы — молодая гвардия рабочих и крестьян».
Народу собралось столько, что всех клуб не вмещал. Взрослые и комсомольцы толпились на панели у входа.
Братья Громачевы и Зарухно устраивались на скамейке у стенки, старались сидеть чинно, хотя это им давалось не легко: руки так и тянулись дернуть за косичку проходившую девчонку или щелкнуть по затылку знакомого мальчишку. Они с трудом сдерживали себя.
От громких разговоров, окликов, писка и смеха в зале стоял гомон, как на птичьем базаре.
Только когда за столом, покрытым малиновой скатертью, появились секретарь укома комсомола, Гоша Вострецов, Муся Мальченко и Геня Тубин, шум несколько стих. Первым, пригладив чуб, заговорил вожак комсомольцев:
— Ребята! Прошу тишины! Ша!
Он был одет в матросскую форму и так энергично взмахивал руками, что мальчишки и девчонки в любопытстве смолкли.
— Во многих городах уже существуют пионеры, — сказал Вострецов. — У нас же первый отряд родится сегодня. Кто такие юные пионеры? Это младшие братья комсомольцев. Вступая в ряды коммунистической организации, они дают клятву быть верными рабочему классу и упорно бороться за новую жизнь. Наш город небольшой, но в нем много людей темных, запуганных церковниками, а иногда и просто враждебных советскому строю. В лесах еще прячутся недобитые бандиты белых и зеленых. Не всякий осмелится в таких услових открыто носить красный галстук. Но честь и хвала тем, кто не струсит и смело понесет наше знамя. Кое-где вас встретят шипением, проклятьями, а может, и побоями. На пионеров будут наговаривать родителям, запугивать их. Но мы с вами станем жить спаянной и дружной семьей по правилу: один за всех, все за одного. И нас никто не одолеет. Мы победим!
Потом выступил Геня Тубин. Он объяснил, что в пионеры вступают добровольно, и кто сегодня еще не готов носить красный галстук, пусть, не стесняясь, скажет.
— Мы знаем, что многим ребятам еще надо посоветоваться с родителями, а некоторым придется вступать тайно, — сказал Тубин. — Но мы уверены, что в отряд придут самые смелые и стойкие, которых никто не собьет с пути.
Послеч речей ребята по одному стали подходить к Мусе Мальченко. Она повязывала на шею новенький красный галстук и торжественно говорила: