Мальчишки-ежики
Шрифт:
— Мне мать не разрешает свидетелем быть, — ответил Ромка.
Анна стояла рядом, но не слышала разговоров.
— Аннушка, милая, — обратилась к ней Матреша. — Разреши Ромушке с моим в милицию сходить.
— А? Что? В милицию? Зачем в милицию? — словно очнувшись, стала спрашивать мачеха. Она ничего не понимала, а разобравшись, переполошилась:
— Нет, незачем ему в милицию ходить. Мало ли чего мальчишка наболтает. Да ему и не поверят. Взрослого в свидетели берите.
— Может, ты, Аннушка, сама пойдешь?
— Нет, нет, — точно испугавшись, стала отнекиваться Анна. — Что вы… некогда мне по милициям ходить. Я на рынке все бросила.
Схватив Димку и Ромку за руки, она поспешила увести их подальше от тюрьмы. На углу около базарной площади мачеха строго приказала:
— Бегите домой… чтоб духу вашего тут не было. Если увижу, уши оборву!
Но мальчишки не скоро в этот день попали домой. Как только Ромка с Димкой расстались с мачехой, их нагнали братья Зарухно.
— Пошли в пионерский клуб, — предложил Гурко. — Узнаем, когда сбор будет.
У здания укома комсомола мальчишки наткнулись на парней и девушек, выносивших венки и знамена.
— Куда это? — спросил Нико у комсомольца.
— Коле Живнину. Сегодня похороны.
В пионерском клубе уже собралось человек двадцать ребят. Многие принесли полевые и садовые цветы.
— А вы где пропадали? — спросил у братьев Геня Тубин. — Я за вами девочек посылал. Цветы нужны.
— Так мы сейчас… вмиг нарвем, — сказал Нико.
— Не в чужом ли саду? — поинтересовался вожатый.
— Угу, в чужом, — сознался Нико.
— В красном галстуке через забор полезешь? — изумился Тубин.
— Не-е, — поспешил заверить Нико, — галстук я в карман спрячу.
— Отставить цветы! — строго сказал вожатый. — И помните: пионер по чужим садам не лазает и без спроса ничего не берет.
— Понятно, — хмуро буркнул Нико, и вожатый понял, что пионерские обычаи не очень-то ему по нутру.
— Обойдемся без ваших цветов, — сказал он. — Понесете венок из елок и бумажных цветов, который девочки сплели.
На похороны Живнина собралась добрая половина города. Железнодорожники прислали духовой оркестр, который при выносе тела заиграл траурный марш. Скорбные звуки, разнесшиеся с больничной горы, поплыли над улицами.
Красный гроб, установленный на дроги, покрыли венки из живых цветов.
Позади дрог в первом ряду шли Муся Мальченко и другие комсомолки из швейной мастерской. Девушки были все в черных платьях, с красными гвоздиками на груди. Если бы подруги не подхватили Мусю под руки, когда грянул оркестр, она, наверное, повалилась бы в пыль мостовой. Ноги временами отказывали ей, Муся с трудом их передвигала.
Ромке, который шел позади, еще не доводилось видеть такого молчаливого горя. И Мусины подруги плакали безмолвно, лишь мокрые щеки выдавали их.
Траурная процессия растянулась чуть ли не на полверсты. Кроме пионеров, комсомольцев, старых большевиков, агентов угрозыска и милиционеров к шествию присоединились все, кому ненавистны были насильники. Из переулков и боковых улиц подходили все новые и новые люди.
Оркестр не умолкал до самого кладбища. Дроги остановились у ворот. И здесь все смешалось. Комсомольцы подхватили гроб на руки и понесли на плечах.
У свежевырытой могилы Геня Тубин сказал:
— Мы, Коля, знаем, как тебе не терпелось скорей увидеть в нашем городе ребят в красных галстуках. Ты многое сделал, чтобы у нас появились юные пионеры. Поэтому мы все пришли провожать тебя в последний путь. Прощай, наш друг. Ты останешься в наших сердцах.
Суд
Ночью у Громачевых был обыск. Милиционеры перетрясли постели, спускались в погреб, были на чердаке, в сарае, но больше всего рылись в вещах Анны.
— Где у вас флажок? — спросил у нее сотрудник угрозыска.
— Какой флажок? Нет у меня никакого флажка, — сказала Анна. — Может, вам нужна тряпочка, которой я прикрываю от пыли приправы? Так вот она.
Мачеха показала розовую салфетку.
— Не придуряйся, — остановил ее милиционер. — Мы за тобой давно следим. Лучше вытаскивай без разговоров, чтобы нам зря не перетряхивать твои тряпки.
Так как Анна флажок сожгла, то они конечно его не нашли и, видимо, обозлились.
— Одевайся, — приказал сотрудник угрозыска. — Пойдешь с нами.
— Это что же — арестуете меня? — каким-то не своим, будто осипшим голосом спросила Анна.
— Да, имеем ордер на арест, — и милиционер показал мачехе сложенную пополам бумажку. — Разрешается захватить с собой белье, полотенце, мыло и зубную щетку, — добавил он и, подойдя к мальчишкам, поинтересовался: — А вы что ж — одни останетесь?
— Нет, у нас отец есть, — ответил Ромка. — Он должен утром приехать.
— Скажите отцу, чтобы обязательно зашел в угрозыск.
Ничего не взяв из вещей, милиционеры подождали, пока Анна увяжет в узелок белье, и лишь затем предложили:
— Пошли.
Уходя, мачеха даже не взглянула на мальчишек.
В начале девятого часа в доме появился отец со своим сундучком, пахнущим паровозом. Узнав о ночном обыске, он оторопел:
— За что же ее?
Ромка рассказал о флажке и о мельнице.
— Ничего такого не могло быть, — строго заметил отец. — Не выдумывай. Ты еще сопливый, чтобы в таких делах разбираться.