Мальчуган
Шрифт:
Я заставил «Дикообраза» потратить на меня одну сэну и пять рин, при этом своей признательностью, хранимой в душе, я сделал ему ответный подарок, дороже всяких денег. Так что «Дикообраз» должен быть мне благодарен. А он исподтишка делает подлости, – следователь-но, он последний негодяй. Завтра же, как приду, отдам ему эти деньги – и все, мы с ним квиты! Тогда можно будет и ссору затеять.
Пока я мысленно дошел до этого места, мне захотелось спать, и я крепко уснул. На следующий день я пришел в школу раньше обычного, так как мне нужно было еще кое-что обдумать, и стал дожидаться там «Дикооб-раза». Но его все не было и не было. Пришел «Тыква».
Тут подошел «Красная рубашка».
– Добрый день, – сказал он. – Ну как? Наверно, устал вчера?
– Да нет, не устал, только проголодался. «Красная рубашка» облокотился о стол «Дикообраза»
и приблизил вплотную к моему лицу свою физиономию так, что я даже подумал: «Чего это он?…»
– То, что я тебе говорил тогда, в лодке на обратном пути, держи в полном секрете! – сказал «Красная рубашка». – Ты ведь никому еще об этом не рассказывал?
Даже его бабий голос выдавал, что он встревожен. Конечно, я никому еще не рассказывал, но как раз теперь собирался об этом поговорить и деньги приготовил, уже в кулаке их держал, и его запрещение ставило меня в тупик. «Красная рубашка» – это «Красная рубашка»! Имени «Дикообраза» он прямо не называл, но по его намекам легко было догадаться, кого он имел в виду, – вот теперь и боится, что его намеки разгадали. Уж такой безответственности нельзя было ожидать от старшего преподавателя! По существу говоря, когда началось бы мое сражение с «Дикообразом», ему следовало бы в самый разгар перепалки вмешаться в спор и открыто стать на мою сторону.Когда я сказал, что пока еще никому ничего не говорил, но что как раз теперь собираюсь потолковать с «Ди-кообразом», старший преподаватель в большом замешательстве забормотал:
– Ну к чему тебе делать такую нелепость?… Не помню, чтоб я насчет Хотта говорил что-нибудь такое определенное… и если ты устроишь скандал, то мне будет крайне неудобно. Неужели ты пришел в школу шум поднимать?
Это был прямо-таки бессмысленный вопрос, и я только заметил:
– И жалованье получать и шум поднимать – разумеется, для школы это неприятно.
Но тут «Красная рубашка», вытирая пот с лица, просительно сказал:
– Знаешь, пусть вчерашний разговор останется только для твоего сведения, и никому, смотри, не проговорись!
Раз уж он меня так попросил, то я пообещал:
– Хорошо, мне и самому-то не очень хотелось; а если это к тому же поставит вас в неловкое положение, – ладно, не буду говорить.
– Ну, а ты не беспокойся, все будет в порядке, – уверял он меня.
Трудно даже представить себе, до чего он во всем был похож на женщину! Если все кандидаты словесности такие, как он, значит всем им грош цена. Совершенно спокойно обращается с такой бестолковой и лишенной всякой логики просьбой! Причем мне он не доверяет. И такой человек думает, что он мужчина!
В это время подошел кто-то из преподавателей, и «Красная рубашка» поспешно вернулся на свое место.
У «Красной рубашки» и походка
Прозвучала труба, оповещающая о начале занятий. «Дикообраз» так и не пришел. Делать нечего, я положил свои монетки на стол и пошел в класс.
Я немного задержался на первом уроке, и, когда вер-нулся в учительскую, преподаватели все уже были в сборе и переговаривались, сидя за своими столами. «Дико-образ», оказывается, тоже появился. Я думал, что он не придет на занятия, а он только опоздал. Увидев меня, он сразу же объявил:
– Это из-за тебя я сегодня опоздал. Плати-ка штраф. Я взял лежавшие на столе одну сэну и пять рин.
– Вот, возьми! Это за ту воду со льдом: помнишь, ты меня угощал как-то на улице, – сказал я и положил деньги перед «Дикообразом».
– Что ты такое говоришь? – засмеялся он, но, вопреки его ожиданию, я был серьезен.
Тогда он сказал:
– Не валяй дурака! – и перебросил деньги на мой стол.
Вот тебе и на! «Дикообраз», а до чего гордый!
– Я не дурака валяю, а дело говорю! Незачем мне пить твою воду, так что вот – отдаю тебе деньги! Попробуй не возьми!
– Лучше взять, раз тебя так беспокоят эти гроши. Но почему ты вспомнил об этом, почему ты возвращаешь деньги именно теперь?
– Теперь или в другое время – все равно. Мне противно принимать угощение, потому и отдаю.
«Дикообраз» холодно взглянул на меня и сказал:
– Гм…
Кабы не «Красная рубашка», я здесь же разоблачил бы всю подлость этого человека и крупно поссорился бы с ним, но я обещал молчать и был связан в своих действиях. Но почему же «Дикообраз» густо покраснел, а сказал только «гм»?… Наверно, не зря это?
– Деньги за воду со льдом я взял. Ну, а ты съезжай с квартиры.
– Получил сэну и пять рин? И хорошо! А съезжать мне с квартиры или не съезжать – мое дело.
– Нет, это не твое дело. Вчера твой хозяин приходил ко мне и говорил, что он хочет от тебя избавиться; я послушал его доводы и понял, что он прав. Но все-таки, желая проверить его слова, я сегодня утром зашел к тебе домой и там, на месте, выслушал подробный рассказ обо всем.
Я не мог взять в толк, о чем говорит «Дикообраз». – Почем я знаю, что-тебе наговорил хозяин? Он чтоугодно может сказать. Ты расскажи, в чем дело, с этого и начинай. А то так вот сразу выпалил: «Хозяин прав!» Что за грубость такая!…
– Ну что ж, расскажу, коли так. Ты, оказывается, скандалишь, и тебя совершенно невозможно терпеть в доме. Понимать нужно: хозяйка – это тебе не служанка, а ты, знай себе, ноги выставляешь, чтоб их обтирали. Чересчур зазнался!
– Я?… Да когда же это я заставлял хозяйку себе ноги вытирать?
– Заставлял или нет – не знаю, но во всяком случае ты для них в тягость. И хозяин сказал, чтобы ты отдал ему десять иен за квартиру и пятнадцать за какэмоно, что он тебе продал, и сразу же выкатывался оттуда.
– Негодяй и наглый лгун!… Так почему же он держал меня у себя?
– Почему держал? А я не знаю, почему, – ну держал и держал, а теперь ему это осточертело, вот он и говорит: съезжай с квартиры! И ты убирайся оттуда.
– Что за вопрос! И просить будут, не останусь! Собственно говоря, ты ведь сам рекомендовал меня в этот дом, где теперь на меня поклеп взводят. Тоже хорош! Нахал!