Малец
Шрифт:
– О, я понимаю, - закивал немец, - у них будет плохое здоровье.
– Да какое там здоровье, - усмехнулся подросток, - их придется заново к жизни возвращать, чтобы к вечеру опять были способны напиться до безумия.
Мартин покачал головой, он прекрасно знал последствия безудержного пьянства, борьбе с этим недугом всех будущих медикусов учили в первую очередь. Когда сытость не позволила и дальше наслаждаться вкусом царской еды, подросток ополоснул руки в большой чаше и обратился к собеседнику:
– Да, и еще, на будущее, не говори 'Царь московский' так могут меж себя в Европах царя звать, а для нас он Царь всея Руси, Государь, и хоть он того не требует, а кланяться ему пониже не забывай.
Одежду принес все тот же мужик с густой бородой, которого подросток звал 'Никитич' и вообще странные имена в этой далекой стране, как к примеру: Федор сын Ивана Дашкова. Вроде как уже и не имя вовсе, а обозначение родовой связи. Непривычно. Одеться сразу не дали, отвели сначала в баню, оно и понятно, Мартин и сам чувствовал, что валяние в канаве для него даром не прошло. Через час, посвежевшего, но по-прежнему с больной головой, его отвели в одну из комнат в доме на заднем дворе, где дали возможность прикорнуть на свободной лавке. Как ему пояснил все тот же подросток, хозяин пока не в состоянии озаботиться его судьбой, и когда сможет неизвестно, а пока живи, покуда не гонят.
Раньше всех проспался Меньшиков, оно и понятно, быть постоянно при царе не честь, а большая забота. Думаю, Александр Данилович по своему обыкновению жульничал в употреблении спиртного, это другим нельзя было 'откосить', а тот, кто контролем занимается выше условностей, даже придуманных царем для исполнения всеми без исключения. Естественно, вообще отказаться от употребления хмельного у него вряд ли получалось, но судя по тому, что для правки здоровья ему хватило пол кружки легкого вина, пил он совсем немного. Это я уже потом слышал от прислуги в доме. Чего его вдруг потащило на задний двор? В общем, едва успел вовремя слинять с его пути, отпрыгнул к поленнице, и стал придирчиво выбирать поленья. Ага, а Меньшиков не просто так сюда заявился, ищет чего-то и, кажется знаю, чего он здесь потерял. Спросит или не спросит? Не спросил, просто потоптался и, посопев, отправился назад. Ну а мне тоже пора - знание сила. Незнание тоже сила, но грубая. В отличии от своих соседок, Катерина тоже проснулась с раннего утра, поэтому царапаться под дверью не пришлось, выскочила при первом тихом стуке.
– А, это ты, - улыбнулась она, - Патрику нужно чего?
– Не, Гордон не скоро еще проспится, - хмыкнул в ответ, - и подозреваю, с вами он еще дня три не сможет расплатиться. Я спросить хочу, чем вчера все закончилось, тебя же не сразу отпустили.
– Ага, - кивнула Катерина, - все спрашивали кто я, да откуда, будто генерал им не все рассказал. Про тебя тоже разговор вели, мол, из далекой Сибири ты. А правда, что ты немощен был и даже говорить не мог.
– Правда, - пожимаю плечами, - а что в этом интересного?
– Да так, - снова улыбается девушка, - не бывает такого, чтобы человек без ума вновь ум обрел.
– А! Так ты про это?
– настает моя очередь лыбиться, - так оно и в самом деле не бывает, я ведь как был дураком, так и остался, только опыт приобрел.
Катерина заразительно смеется, но вдруг на лице появляется озабоченность:
– Слушай, а я тоже тебя спросить хочу, а кто такой этот Петр Михайлов?
Оба-на! Это что же, Петр решил таким образом позабавиться?
– Э... Даже не знаю, как тебе сказать.
– Стушевался я.
– А к чему ты спрашиваешь?
Ба! Вот это да, покраснела! Неужто на царя запала, глупенькая. Хотя... Ну-ка, ну-ка.
– Погоди, а чем вчера разговор закончился? Не говорили о том, что стоит заняться твоей судьбой?
– Говорили, - кивает Катерина, - генерал сказал, что может подумать о моем будущем.
– И?
– Не знаю, отпустили меня. Так ты знаешь кто такой этот Петр?
– Петр Михайлов?
– Вздохнул я.
– Тут одним словом не скажешь. Ответь мне сначала на один вопрос, а ты царя когда-нибудь видела?
– Царя?
– Катерина картинно подняла в небо глаза, показывая непонятливость собеседника.
– Да где ж я его могла видеть?
– А вчера?
– Так не приехал он.
– М-да... Ладно, не буду тебя мучить, но если спросят о том, кто тебе глаза открыл, говори - сама догадалась.
– Ну?
– Вот тебе и ну. Когда великое посольство отправилось по заморским странам, царь Петр Алексеевич поехал вперед, а чтобы никто его не узнал, велел называть себя Петром Михайловым. Конечно, никого он не обманул, все правители об этом знали, но делали вид что верят.
– Так это и был царь?
– По-моему, я впервые за все время увидел вселенское горе на красивом личике Катерины.
– Он и есть. Надоедает ему иногда чинопочитание, вот он и развлекается таким образом. На ассамблеях всех заставляет себя гером Питером звать, чтобы не привечали особо.
– Ну, да.
– Встрепенулась девушка.
– Все его так и звали, 'гер Питер'.
– Эх, не думал я, что это так рано произойдет. Но произошло, а раз так, то мне надо будет тебе много чего рассказать, так что пошли в беседку, стоя такое тебе слышать противопоказано.
Следующие часа три я старательно, по пунктам, впихивал в эту ветреную красивую голову весь расклад внутриполитической жизни Руси. Глаза девушки с каждым часом становились все круглее и круглее, как бы не настала пора озаботиться ее душевным здоровьем.
– И ты продолжаешь всех уверять, что остался дураком?
– Тссс.
– Зашипел я.
– Если хочешь жить долго и счастливо, никогда и никому, даже во сне, не рассказывай о том, что сейчас услышала. Помни, правит тот, кто знает, а кто не знает вечно бредет в потемках туда, куда его ведут.
– А она красивая?
– Кто?
– Не понял я.
– Эта Анна Монс?
И чего я здесь столько времени распинался?
– Причем здесь Анна? Это первое настоящее увлечение Петра, и он будет помнить об этом долго, но разлад в их отношениях неизбежен. Ты только помни, что все мужи по природе своей козлы. Э... Нет, последнее зря сказал, это не слушай..., но помни.
Ну, вот. Вроде улыбка снова тронула ее лицо.
Поговорить дальше нам не дали - сказали, девушку хозяин зовет, а мне еще так много хотелось ей сказать, но и так хорошо. Если все пойдет, как мне думается, то можно надеяться на взаимные чувства Катерины и Петра, сироты друг к другу тянутся, а тогда не будет на Руси Марты Скавронской, и Меньшиков по большей части обломится, то дорогого стоит.