Малец
Шрифт:
Дьяк записывал ссыльных в грамоту не просто так, он дотошно осматривал стоящего перед ним человека и тут же подсчитывал стоимость теплых вещей, которые были нужны для дальнейшего пути. Шибенин попал к нему первым:
– Свои сапоги на унты сменишь, - записывал дьяк, осматривая Ивана, - телогрей и штаны камусовые тебе надо, шапка своя пойдет. Рукавицы кажи. Ага рукавицы тож дадим. Итого, одежды у тебя получается на гривенник и две копейки. Это будет твой долг, чего не согласен, сразу говори.
– А чего в
– насторожился ссыльный.
– А ежели потом отдавать нечем будет?
– Можешь сразу деньгу заплатить, - пожал плечами дьяк, - но без теплой одежды, ты до Красноярска не дойдешь. А отдавать... Вас на завод железный в Иркутск ведут, там работать будете, так что долг найдется где отработать.
Мужики зашумели, о том, что им предстоит работать на заводе, узнали только сейчас от дьяка.
– Так чего это?
– Тут же встрял Гришка.
– А ежели мы не захотим на этих заводах работать?
Дьяк отложил перо, прислонился спиной к стене и терпеливо ждал, когда недовольные немного выдохнутся:
– Все?
– Наконец он подвел итог, когда шум начал стихать.
– А теперь слушай меня люд колодочный. Вы думаете, если вас в кандалы не заковали, так вы теперь что-то требовать вольны? Кто не желает в Иркутск, давай, к выходу, у нас и здесь для вас работа в каменоломнях найдется.
Возмущение мгновенно заглохло и наиболее активные члены общества постарались занырнуть за спины товарищей.
– Что, нет желающих?
– Зло зыкнул дьяк вглубь избы.
– Так-то. Уже один раз пострадали через бунт, опять за старое взялись? Ежели еще кто недоволен будет, пусть сразу выходит, а то и сам и товарищей своих под разбойный приказ подведет. Где это видано, чтобы о каторжниках так заботились? А иркутские вас и кормят и одевают, совсем ума лишились?
Больше народ не бузил, поэтому дьяк управился быстро. Когда за ним закрылась дверь, люди снова принялись обсуждать озвученную новость:
– На завод как каторжан гонят, да еще колодочными назвали, - бурчал Гришка, - знаю я эти заводы, год назад гнали откупленных людишек на один такой, так там говорят два года прожить и то тяжко, помногу мрут.
– Погоди, - возражал ему Иван, - правильно дьяк сказал, иркутские вона сколько на нас тратят, нешто им денег жалко не будет, если мы не отработаем. Ты как хочешь, а я хочу до Иркутска добраться, да посмотреть что к чему.
– Посмотреть можно, - согласился Леншин, - только, думаю, хозяева не одну шкуру с нас спустят.
– А делать-то чего? В бега податься? Успеется еще, а если так же как здесь жить будем, то и бузить ни к чему.
Разговоры вели долго и в конечном итоге пришли к выводу, что уходить в бега пока рано - и холода скоро жестокие наступят и нужно еще посмотреть, как оно там, а то может статься, что не так уж и плохо.
Одежду дьяк привез, теплую, для сибирских
– Да в такой одежке никакой мороз не страшен, - радовался Иван, - теперь можно и дальше в дорогу.
Дня через два снова двинулись в дорогу, но теперь путь был не в пример легче, купцы со своим обозом двигались размерено, не ускоряясь и не тормозя без нужды. На ночь устраивались в местах хорошо защищенных от ветра, а иногда удавалось отдохнуть в тепле и даже помыться в бане - купцы хоть и ворчали, но за бани хозяевам платили. До Красноярска добрались когда ударили крепкие морозы, поэтому дальше не пошли, поселились точно в такой же длинной избе, какая была в Тобольске и стали ожидать, когда закончится лютая часть зимы.
До Иркутска наш маленький отряд успел добраться в первых числах декабря, еще немного и мороз мог бы пощипать знатно, но Мартину и этого хватило выше крыши, влез в две шубы, причем в верхнюю спрятался с головой. Честно говоря, всем до чертиков надоели его стенания о невыносимых условиях.
– Господин Хайдеггер, - крикнул я как-то раз, когда его стенания стали слишком громкими, - если вы будете так громко жаловаться на свою судьбу, то вас задерет здешний хозяин тайги.
Мартин показал кусочек своего лица из-под меха:
– Я не понимать вас, кто есть хозяин?
– Медведь хозяин, - отвечаю ему, - он зимой спит в берлоге, а вы слишком громко кричите, а ну как разбудите, чего тогда делать будем?
– О майн Гот, - уже тише запричитал иностранец, - это правда?
– Да рази ж я буду врать?
– Серьезно отвечаю Мартину.
– Да хоть у Коровкова спроси, что будет, если зимой разбудить медведя?
Не поверил, пришпорил лошадь и догнал Любима, идущего впереди отряда. Чего ему там рассказал сотник я так и не узнал, но с этого дня ни одной жалобы высказанной громко я больше не слышал. Чтобы закрепить успех вечером на биваке рассказал анекдот, в котором заблудился один немец в тайге и стал кричать, чтобы его нашли. Естественно медведю стало интересно, и он вышел на этот крик:
– Чего орешь?
– Спрашивает медведь.
– Может услышит кто.
– Опешил немец.
– Ну я услышал, - отвечает ему мишка, - и что, легче стало?
После этого анекдота пришлось долго приводить мужиков в чувство. Вообще юмор в это время, можно сказать никакой, отсутствует напрочь, поэтому все что, я им выдаю в виде анекдотов, действует на людей оглушающе. Это как никогда не употреблять алкоголь, а потом выпить залпом двести грамм водки. Поэтому сильно не старался, а выдавал 'перлы' строго дозировано, чтобы не вывести людей из строя в самый неподходящий момент.