Маленькая польза
Шрифт:
Черт возьми. Это – вещь, за которую я больше всего ненавижу Марконе. Время от времени он говорит или делает что-то, что мешает отмаркировать его “подонок, преступник” и аккуратно зарегистрировать его раз и навсегда где-нибудь в дальнем ящике. Я впился взглядом в него. Он возвратил взгляд, слабо, понимающе улыбаясь. Я пробормотал нечто и повернулся, чтобы изучить искусно сделанный круг, в то время как Саня приканчивал последних животных.
– Я никогда не видел ничего подобного, – сказал Майкл спокойно, рассматривая круг.
Я не стал возражать. Даже для профессионала этот круг был внушителен. Здесь было множество люминесцентных, пылающих
– Это – работа высшего класса, – сказал я спокойно. – Нужно столетие, а может, и два, прежде, чем я смогу приблизиться к этому уровню работы. Это тонко. Одна единственная неточность, и все это пойдет насмарку. Это сильно. Когда это соединяли, если б любая из нескольких дюжин потоков силы промахнулся хотя бы на момента, все это могло выдти из-под контроля и рвануть так, что вершину этого склона просто бы сдуло. Нужен был чертов гений, чтобы соединить все это, Майкл.
Я поднял свой посох.
– К счастью, – сказал я, и двумя руками нанес удар по ближейшей грани тонкого, хрупкого кристалла. Она разлетелась с приятной легкостью, и свет вокруг большего круга начал дрожать и рассеиваться. – Достаточно обезьяны с большой дубинкой, чтобы сломать его.
И я пробиваться в круг, орудуя моим посохом. Это было здорово. Бог знает, сколько времени плохие парни разрушали тщательную работу чьих-то жизней, когда они отнимали у людей жилье, любимых, и сами жизни. И было ужасно приятно принести небольшую чашу Шивы в их жизни, просто для разнообразия. Я разрушил кристаллы, которые согнули свет в клетку, чтобы держать Архив в заключении. Я погнул и смял точно настроенные разветвления, которые сосредотачивали звук в цепи. Я сокрушил картину неволи и заключения, что ограничивала саму идею свободы, и оттуда я продолжал ломать прутья из слоновой кости, покрытые рунами, сокрушать драгоценные камни с нанесенными на них символами, сминать в бессмысленные комки золотые пластины с написанными на них символами заключения.
Я не помню, в какой момент я начал кричать от ярости. Настолько поражало меня, что эти люди взяли магию, силы жизни и созидания, силы, означавшие создание и защиту, изучение и сохранение, и они согнули и скрутили все это в богохульство и непотребство. Они использовали это, чтобы заключать в тюрьму и пытать, мучить и калечить в попытке поработить и разрушить. Хуже, они использовали магию против Архива, против гаранта самого знания непосредственно – и хуже того, против ребенка.
Я не останавливался, пока не разрушил их дорогую, сложную, изящную пыточную палату, пока я не смог протащить свой посох через последний, гладкий золотой круг в самой внутренней точке этого построения, разбивая последнюю оставшуюся структуру колдовства.
Энергии тюрьмы, высвободились с грубым завыванием, уплывая прямо в воздух наверху колонной неистового фиолетового света. Казалось, на мгновение я разглядел крутящиеся в нем лица, но тут свет исчез, и Ива безвольно упала на холодную землю, просто голая маленькая девочка, в синяках и царапинах и полубезсознательная от холода.
Майкл уже был рядом, снимая плащ. Я завернул в него Иву. Она издала хныкающие протестующие звуки,
Я огляделся и увидел, что Марконе смотрит на меня. Саня освободил его и дал криминальному лорду свой плащ. Марконе ссутулившись стоял под мокрым снегом в белом плаще, держа в руках один из химических согревающих пакетов. Он был только немного выше среднего роста и среднего телосложения, так что санин плащ укрывал его как одеяло.
– С ней все будет в порядке? – спросил Марконе.
– Будет, – сказал я решительно, – будет, черт возьми.
– Вниз! – рявкнул Саня.
Во внутреннюю часть маяка начали залетать пули, они дико грохотали внутри. Все пригнулись. Я удостоверился, что прикрываю Иву своим телом и плащом от выстрелов. Саня высунулся на секунду, сделал несколько выстрелов, и быстро вернулся под прикрытие. Стрельба с внешней стороны становилась сильнее.
– Они поднимают подкрепление с низа холма, – сообщил Саня. – И более тяжелое оружие тоже.
Марконе оглядел невыразительный интерьер разрушенного маяка.
– Если у них есть гранаты, то операция по спасению довольно быстро закончится.
Саня высунулся, сделал еще пару выстрелов и вернулся прежде, чем ответный огонь начал клевать камень, где он только что был. Он что-то тихо пробормотал и сменил магазины на своей винтовке.
Тут вражеский огонь внезапно прекратился. Секунд двадцать или тридцать на вершине стояла тишина. Потом до нас донесся гневный голос Никодимуса.
– Дрезден!
– Что? – откликнулся я.
– Я намерен дать вам один шанс пережить это. Отдайте мне девочку. Отдайте монеты. Отдайте меч. Сделайте это, и я позволю вам уйти живыми.
– Ха! – сказал я. Надеюсь, что мой голос звучал увереннее, чем я себя чувствовал. – Или, возможно, я просто сам возьму и уйду.
– Уйдете в Небывальщину оттуда, где вы находитесь? – спросил Никодимус. – Лучше сразу попросите вашего русского пристрелить вас всех. Я знаю, что живет на той стороне.
Учитывая, что они выбрали это местоположение для большего круга, именно потому что здесь был сильный источник темной энергии, вполне можно было предположить, что это это место соединялось с некоторыми неприятными областями Небывальщины. Так что, по всей вероятности, Никодимус не врал.
– Откуда мне знать, что ты не убьешь меня, как только получишь, что хочешь? – откликнулся я.
– Гарри! – зашипел Майкл.
Я утихомирил его.
– Мы оба знаем, чего стоит мое слово, – сухо сказал Никодимус. – В самом деле, Дрезден. Если мы не доверяем друг другу, зачем вообще разговаривать?
Хе. Чтобы протянуть время и дождаться второй половины того, что нам должна, как предполагалось, обеспечить та пара файрболов.
Та пара двухсотпятидесятифутовых огней ненадолго ослепила наших врагов, это верно.
Но они сделали кое-что еще.
Марконе на мгновение наклонил голову в сторону, а затем пробормотал,
– Кто-нибудь еще слышит эти звуки?..
– А, – я сказал, и взмахнул кулаком в воздухе. – Ах-ха-ха-ха! Вы когда-либо слышали в своей жизни что-нибудь столь великолепное и торжественное?
Глубокий звон валторн присоединился к струнным, отзываясь эхом по вершине.
– Что это? – пробормотал Саня.
– Это, – крикнул я, – Вагнер, детка!
Никогда не говорите, что Та, Кто Выбирает Убитых [78], не сможет придти.