Маленькая принцесса

Бернетт Фрэнсис Ходжсон

— С каких пор? — спросила Сара.

— Кто его знает! Не ем и не ем.

Сара взглянула на нее, и ей стало еще хуже. Но странные мысли не утихали, и она говорила себе самой, еле держась от голода:

«Когда принцессы в изгнании… и очень бедны… и у них ничего нет… они все равно делятся с народом, если кому-то хуже, чем им. Да, делятся. Пышка стоит пенни. Если бы у меня был шестипенсовик, я бы купила шесть штук. На двоих мало, но все лучше, чем ничего».

— Подожди-ка, — сказала она нищей девочке и вошла в булочную. Там было тепло и пахло прекрасно. Хозяйка

собиралась поставить на окно еще одно блюдо с пышками.

— Простите, — сказала Сара, — вы не потеряли монетку… серебряную, четыре пенса?.. — и положила деньги на прилавок.

Женщина взглянула на них, потом — на изможденное серьезное личико и изношенную одежду.

— Нет, — ответила она. — Ты ее нашла?

— Да, — сказала Сара. — В канаве.

— Вот и держи, — сказала женщина. — Она тут, наверное, неделю лежит. Теперь не узнаешь, кто ее потерял.

— Да, конечно, — сказала Сара. — Просто я решила вас спросить.

— Мало кто спросил бы, — растерянно, озадаченно и ласково сказала женщина. — А ты не хочешь чего-нибудь купить? — прибавила она, заметив, как Сара смотрит на пышки.

— Если можно, четыре пышки, — сказала Сара. — Они ведь стоят пенни.

Женщина подошла к окну и положила в бумажный пакет не четыре, а шесть пышек.

— Нет, четыре, пожалуйста, — сказала Сара. — У меня только четыре пенса.

— Это я для веса, — добродушно сказала женщина. — Скушаешь после. Ты ведь хочешь кушать?

У Сары потемнело в глазах.

— Хочу, — сказала она. — Очень хочу, спасибо вам большое. А потом… — она думала прибавить: «там сидит совсем голодная девочка», но в булочную вошли сразу два или три покупателя, все они спешили, и, снова сказав «спасибо», она вышла.

Нищая девочка все еще сидела в углу ступеньки, испуганная, оборванная, мокрая. Она затравлено и тупо глядела прямо перед собой, но Сара вдруг увидела, что она провела загрубелой рукой по глазам, смахивая слезы, которые, по-видимому, сами собой сочились из-под век, и что-то бормоча.

Сара открыла пакет, вынула пышку, от которой сразу стало теплее замерзшей руке, и сказала:

— Она горячая и вкусная. Ты ее съешь, все ж будет полегче.

Девочка глядела на нее, словно неожиданное счастье ее испугало. Потом схватила пышку и жадно, как волк, впилась в нее зубами.

— Ой ты, Господи! — хрипло, но радостно причитала она. — Ой ты, Боженьки!

Сара взяла из пакета еще три пышки и положила ей на колени.

«Она голоднее меня, — думала Сара. — Она умирает с голоду», — рука ее дрогнула, когда она клала четвертую пышку. — «А я не умираю», — и она положила пятую.

Когда она уходила, нищая лондонская дикарка все еще рвала зубами пышки. Она даже «спасибо» сказать не могла бы, если бы и умела. Да что там, она была как маленький звереныш.

— До свидания, — сказала Сара.

Перейдя улицу, она оглянулась. Держа по пышке в каждой руке, девочка тоже на нее посмотрела. Сара кивнула ей, и, не сразу, девочка дернула головой, а потом не ела, пока благодетельница не скрылась из виду.

Именно в этот миг булочница выглянула из окошка и тут же воскликнула:

— Ой, что ж это! Да она отдала все свои пышки! А ведь какая была голодная! Хотела б я узнать, зачем она это сделала.

Постояв и подумав, она уступила любопытству, подошла к двери и спросила нищую:

— Кто тебе пышки дал?

Девочка качнула головой вслед удаляющейся Саре.

— Что же она сказала? — спросила булочница.

— Обедала я или нет, — ответила нищая.

— А ты что?

— А я сказала «нет».

— Значит, она купила пышки и дала их тебе?

Нищая кивнула.

— Сколько?

— Пять штук.

— Себе оставила одну… — тихо сказала булочница. — А ведь могла съесть все, я по глазам видела.

Она взглянула вслед едва заметной фигурке и заволновалась так, как давно не волновалась.

— Ох, если б она не ушла! — сказала она. — Надо б ей дать дюжину. — И обернулась к нищей.

— Ты еще хочешь есть? — спросила она.

— Я всегда хочу, — ответила та, — но сейчас поменьше.

— Иди-ка сюда, — и булочница открыла перед ней дверь.

Девочка встала и юркнула туда. Она поверить не могла, что ее приглашают в теплое место, где много хлеба. Что будет, она не знала — но ей было все равно.

— Обогрейся, — сказала хозяйка, открывая дверь в заднюю комнату. — И помни: захочешь есть — приходи, я накормлю. Разрази меня гром, а накормлю, ради нее!

Сара кое-как утешилась последней булочкой. Что ни говори, она была горячая, да и вообще, одна — лучше чем ничего. На ходу она отламывала кусочки и медленно ела, чтобы хватило надольше.

«Представим, — думала она, — что это волшебная пышка. Один кусочек — как целый обед. Тогда бы я просто объелась».

Уже стемнело, когда она дошла до площади, где стояла образцовая школа. Всюду горел свет. В комнате, где она часто видела Большое Семейство, еще не закрыли гардин. Часто в это время мистер Монморанси сидел там в большом кресле, а дети смеялись, играли, кружили рядом, опираясь кто на ручку кресла, кто — на колени отца. Сегодня дети тоже окружили его, но в кресле он не сидел. По-видимому, он собирался в дорогу. Перед домом ждала карета, к крыше ее был привязан большой чемодан. Дети буквально висли на отце. Хорошенькая румяная мать стояла рядом с ним и о чем-то спрашивала. Сара долго смотрела, как он берет на руки младших и наклоняется к старшим.

«Интересно, — думала она, — надолго ли он уезжает? Чемодан большой. Как же они будут скучать без такого папы! Да я сама буду скучать, хотя он обо мне и не знает».

Дверь отворилась, Сара побыстрей отошла — она не забыла про шестипенсовик — но все же увидела, как мистер Монморанси стоит на фоне света, еще прощаясь с семьей.

— А в Москве очень много снега и льда? — спросила одна из девочек.

— Ты будешь ездить на дрожках? — вторила другая. — И царя увидишь?

— Я вам все напишу, — смеясь отвечал он. — И пошлю картинку, где нарисованы мужики. А теперь — бегите, очень сыро. Я бы рад остаться с вами, чем ехать в Москву. До свидания, мои дорогие! Благослови вас Бог, — и, сбежав со ступенек, он сел в карету.