Маленькая страна
Шрифт:
Отец сидел, сжавшись, в самом уголке собственного дивана, обморочно бледный и подавленный. Мать, сквознув бесплотной тенью через гостиную, присела рядом с ним. И их жуткий, жалкий вид заставил меня забыть свой страх и разозлиться.
– Авэнэ изволил вернуться, - произнесла я самым ядовитым тоном, на который только была способна.
– Человек, которому выпадает несравнимая честь обратиться ко мне "авэнэ", - произнес он голосом настолько холодным, что казалось сам воздух превращается в лед при его звуках, - может сделать это только стоя на коленях,
– Поклоны вампирам отменили сто лет тому назад, - вернула ему его же слова.
– Для людей, - все так же холодно ответил вампир.
– Не для рабов.
– А я - тебе - не раб, - старательно выговорила каждое слово. Как и стращал генеральный, "чувство юмора" Великому отказало. Что ж. Будем помирать с музыкой. Уже не страшно. Когда я смотрю на него и ненавижу - уже не страшно.
– Думаешь?
– в застывшем посмертной маской лице не дрогнуло ничего.
– Я был глубоко не прав, когда позволил тебе это возомнить. Если ты, с твоей испорченной кровью, еще живешь в нашей стране, то только лишь потому, что я имел глупость тебе это позволить.
– Это не ваша страна!
– Наша.
– все то же холодное спокойствие.
– Она создана нами, для наших целей, и живут тут те, кто угоден лично нам. И так, как угодно лично нам. Ты же мою благосклонность расценила как вседозволенность. А твои родители за восемнадцать лет не нашли времени, чтобы объяснить тебе основные правила поведения, принятые в человеческом обществе. За что и были наказаны.
– Что?
– я аж захлебнулась от ужаса.
– Что ты с ними сделал, вампир, возомнивший себя богом?
– Я просто вампир. И я требую уважения. К себе и любому другому вампиру, который попадется на твоем пути. Как твой Создатель. Как твой Учитель. Как твой Повелитель, в конце концов. Потому, что у тебя нет шансов мне не повиноваться!
– Да? И что ты сделаешь? Поставишь на колени и снесешь мне мозг? Или просто убьешь, как советовал твой генеральный приятель? Вы же только на это и способны! У вас же руки опускаются, когда человек действительно свободен, и вы не в состоянии на него давить! Вы не знаете, что вам делать, когда понимаете, что не можете раздавить и унизить взглядом! Что, мучить моих беспомощных родителей, не способных выдержать твой взгляд, было приятно? Ощущал себя богом? Светозарным, несомненно, богом. Самим Светочем, не меньше, верно? А меня тебе остается только убить! Как трусливому мальчишке, который боится, что мама узнает, что он не справился, и напустил в штаны!
– Ну что ты, девочка, - а он по-прежнему абсолютно спокоен, и все мои крики для него - комариный писк, - способы есть всегда. Мы бы просто не выжили, если бы у нас опускались руки из-за любой сиюминутной мелочи. Тебе вскружило голову, что в праздник я дал тебе возможность одуматься, а Гоэрэдитэс не ответил тебе ни слова на твои оскорбления? Открою тебе секрет: он не имел права наказывать тебя. Ты - моя рабыня. И карать, и миловать буду я. Вот только миловать тебя не за что.
– Я тебе не рабыня. Никогда не была и не буду!
– Тот, кто не в состоянии вести себя, как надлежит достойному человеку, переходит в категорию рабов. Довольно!
– он встал.
И словно воздух в комнате сгустился, и свет начал меркнуть. Я вновь почувствовала, что мне стало трудно дышать. Взглянула на родителей - их обоих колотило крупной дрожью. Хотела крикнуть ему, чтоб прекратил, но не смогла, настолько подавляюще страшен он был сейчас. Почувствовала, как сами подгибаются ноги. Напряглась из последних сил и устояла. Я человек. И эта моя страна. Не его. Даже если он возомнил себя ее хозяином. Я упрямо смотрела ему прямо в глаза, и во взгляде моем была сейчас только ненависть.
И тогда он заговорил:
– Именем Пресветлого Бога я поклялся защищать тебя. Моя клятва упала на Перекрестье миров, и Незакатное Солнце и Безликая Бездна были мне свидетели. Такую клятву я нарушить не вправе, даже если давал ее не в серьез, примеряя на себя, шутки ради, чужую личину. И потому я не могу осудить тебя на смерть, как требует того Гоэрэдитэс Варионэстэзэ ир го тэ Дэриус, за оскорбления, нанесенные ему лично и, в его лице, всем Создателям рода человеческого. Хотя и признаю правомочность подобного требования.
Взгляд вампира был тяжел и черен, будто сама Бездна плескалась в нем. Он не отдавал ментальных приказов. Он просто смотрел - и выносил приговор. И во взгляде его была смерть - как и в голосе. Да, он сказал, что не убьет. И признал, что я не вправе жить. Все, чего между нами никогда не было, умирало в этом взгляде вместе с тем, чего не будет уже никогда. Он пришел в мой дом не как знакомый, доктор или куратор. Он избрал себе роль Высшего Судии, он пришел карать за непокорность и инакомыслие. Игры кончились, диссертации обо мне он уже не напишет.
А мне, после сегодняшнего спектакля, вряд ли еще приснятся его поцелуи.
– Но, поклявшись тебя защищать, я обязан защищать тебя даже от тебя самой, - продолжал между тем Великий, и ничто в лице его не дрогнуло и в голосе не изменилось.
– Ибо поведение твое порочно и ведет тебя к гибели.
И тут морок схлынул. В мгновение ока исчезли тяжесть и тьма, витавшие в воздухе. Вновь стало возможно нормально дышать. И стоял сейчас передо мной не Высший Судия, не принц Дракос, вылезший из Бездны. Но светлейший Анхенаридит ир го тэ Ставэ. Хоть и в самой темной, из виденных мной, одежде. И в самом мрачном, из тех, что я могу себе представить, настроении.
А он продолжил голосом настолько обычным, настолько уже родным, что я расслабилась и не сразу уловила суть:
– А посему мне придется заняться тем, чем поленились, и совершенно напрасно, заниматься твои родители. Твоим непосредственным воспитанием. Слова до тебя не доходят. Ни в какой форме. Придется объяснять действиями.
Он подошел к отцу, и тот вздрогнул при его приближении. Да что ж он делал тут с ними, светоч всемогущий?
– Дайте мне свой ремень, Сергей. Моя сегодняшняя одежда такого аксессуара не предусматривает.