Маленькие огоньки
Шрифт:
Я закрыла глаза и задержала дыхание, надеясь, что в любой момент силуэты в окне соединятся, и папа будет обнимать маму, пока она будет плакать столько, сколько ей понадобится, чтобы успокоиться.
Я посмотрела вверх на наш дом: заборы, покрытые мёртвой лозой, перила, установленные вокруг крыльца, нуждающегося в новом слое краски. Окна были мутными от пыли, доски на крыльце нуждались в замене. Снаружи он выглядел еще страшнее, когда солнце передвигалось по небу. Наш дом был самым большим в этом районе — и одним из самых больших в городе —
В такие моменты я скучала по ее приглушенной ярости. Теперь же все распространилось и на улицу.
Мама все еще расшагивала по комнате, а папа всё ещё стоял возле стола, умоляя ее выслушать его. Они все кричали, пока тени от широких деревьев пересекали дворик, до того, как солнце повисло над горизонтом. Сверчки начали стрекотать, предупреждая, что закат близко. Мой желудок заурчал, когда я посмотрела на траву — я решила посидеть на тротуаре, еще теплом от летнего солнца. Небо окрасилось в розовые и пурпурные цвета, поливалки зашипели и начали разбрызгивать воду по нашему газону, но не было похоже, что ссора закончится в ближайшее время.
Улица Джунипер была занята автомобилями только во время заторов из-за школьных автобусов и родителей, отвозящих своих детей в школу. В конце дня, когда все уже добирались домой, наш район вновь становился тихим.
Я услышала щелчок и жужжание следом и повернулась. Мальчик с камерой стоял на противоположной стороне дороги, а его странное приспособление все еще было у него в руках. Он поднял его еще раз и снял еще одно фото, направив камеру в мое направление.
— Ты мог бы хотя бы сделать вид, что не фотографируешь меня, — проворчала я.
— Зачем мне это делать?
— Потому что делать фотографии незнакомки без ее позволения — это жутко.
— Кто это так говорит?
Я осмотрелась вокруг, задетая его вопросом:
— Все. Все так говорят.
Он поставил крышку на линзу и шагнул с бордюра на дорогу.
— Ну, все не видели того, что я сейчас видел сквозь объектив. И это вовсе не было жутко.
Я свирепо посмотрела на него, пытаясь понять, было ли сказанное комплиментом. И хотя руки все еще были скрещены, выражение моего лица смягчилось.
— Мой папа сказал, что ты племянник Мисс Ли, верно?
Он кивнул, толкнув очки на блестящую от пота переносицу.
Я оглянулась на силуэты моих родителей в окне и обратно на мальчика.
— Ты здесь только на лето?
Он снова кивнул.
— Ты вообще разговариваешь? — огрызнулась я.
Он довольно усмехнулся:
— Почему ты такая злая?
— Я не знаю, — прорычала я, снова закрывая глаза. Я глубоко вдохнула и затем посмотрела на него из-под ресниц. — Разве ты не злишься?
Он шагнул вперёд:
— Да, как и все люди, наверное, — он кивнул в сторону моего дома, — Почему они ругаются?
— Мой… Эмм… Мой папа потерял работу сегодня.
— Он работает на нефтяную компанию? — спросил он.
— Работал.
— Мой дядя тоже… до сегодняшнего дня, — сказал он. Его лицо вдруг стало выглядеть уязвимо. — Только не говори никому.
— Я умею хранить секреты, — я встала, отряхивая шорты. Когда он ничего не ответил, я неохотно назвала свое имя. — Я Кэтрин.
— Я знаю. Я Эллиот. Хочешь прогуляться со мной до "У Броума" за мороженным?
Он был на полголовы выше меня, но по виду, мы весили одинаково. Его руки и ноги были слишком длинными и худыми, и похоже, он ещё не совсем вырос. Его высокие скулы выступали достаточно, чтобы щеки казались запавшими, а длинные тонкие волосы совсем не подчеркивали овал лица.
Он шагнул на поломанный асфальт, и я толкнула калитку, оглядываясь через плечо.
Мои родители всё ещё ругались. Если бы я зашла внутрь, то они бы перестали это делать ровно до того момента, как окажутся в своей спальне, и тогда бы я слушала мамины приглушенные истерики всю ночь.
— Конечно, — сказала я, поворачиваясь к нему. Он выглядел удивленным. — У тебя есть деньги? Я верну их тебе. Не хочу возвращаться туда за кошельком.
Он кивнул и, будто в доказательство, похлопал по своему переднему карману.
— Я за тебя заплачу. Я косил газон у соседей.
— Я знаю, — сказала я.
— Ты знаешь? — спросил он, с небольшой удивленной улыбкой на лице.
Я кивнула, сунула пальцы в маленькие карманы своих джинсовых шорт, и, впервые в жизни, покинула дом без разрешения.
Эллиот шел рядом, но не нарушая мое личное пространство. Он не говорил целый квартал и половину следующего, но потом уже не мог сдерживаться.
— Тебе здесь нравится? — спросил он. — В Ок Крике?
— Не совсем.
— Что насчёт школы? Как тебе она?
— Для меня сравнима с пытками.
Он кивнул, как если бы я подтвердила его подозрения.
— Моя мама выросла здесь, и она всегда говорила, как сильно ненавидела её.
— Почему?
— Большинство детей Первой Нации (индейцы — прим. перев.) ходили в свою собственную школу. Над ней и дядей Джоном довольно много издевались за то, что были единственными детьми коренного населения в Ок Крике. Они относились к ней весьма плохо.
— В… в каком роде? — спросила я.
Он нахмурился:
— Их дом подвергся вандализму, затем и её машина. Но я это узнал только от дяди Джона. Всё, что мне говорила мама: родители были полоумными, а их дети — еще хуже. Я даже не знаю, как воспринять это.
— Воспринять что?
Его взгляд упал на дорогу.
— То, что она отправила в место, которое она ненавидит.
— Два года назад я попросила чемодан на Рождество. Папа купил мне целый набор. Я соберу их в ту же секунду, как вернусь домой после выпускного, и никогда не вернусь сюда.