Маленькие огоньки
Шрифт:
— Когда он? Твой выпускной?
Я вздохнула:
— Аж через три года.
— Значит, ты девятиклассница. Или была ею? Я тоже.
— Но ты ведь здесь каждое лето, да? Ты не скучаешь по своим друзьям?
Он пожал плечами:
— Мои родители много ругаются. Мне нравится приезжать сюда. Здесь тихо.
— Откуда ты?
— Оклахома Сити. Юкон, на самом деле.
— Ох, да? Мы обыграли вас в футбол.
— Ага. Я знаю, знаю. Камень в огород Юкона. Я видел баннеры Ок Крика.
Я пыталась не улыбнуться. Я сделала некоторые из тех баннеров с Минкой и Оуэном во время внеклассного кружка.
— Ты играешь?
— Да, в седьмом ряду. Однако я становлюсь лучше. Во всяком случае, так говорит тренер.
Вывеска "У Броума" возвышалась над нами, светясь розовым и белым неоновым цветами. Эллиот толкнул дверь, и воздух из кондиционера хлынул на мою кожу.
Я остановилась на красном кафельном полу. Воздух пах сахаром и маслом, а семьи расположились в обеденной зоне, разговаривая о планах на лето. Пастор Первой Христианской Церкви стоял рядом с одним из самых больших столов со скрещенными посередине руками, мявшими его красный галстук, и обсуждал со своими собеседниками церковные события и свое разочарование в уровне местного озера.
Эллиот и я приблизились к прилавку. Он показал мне заказывать первой. Анна Сью Джентри возвышалась над стойкой, ее светло-блондинистый хвост качнулся, когда она пыталась угадать, в каких мы состояли отношениях.
— Кто это, Кэтрин? — спросила она, подняв одну бровь при виде камеры, висящей на шее Эллиота.
— Эллиот Янгблод, — сказал он прежде, чем я могла бы ответить.
Анна Сью вовсе перестала обращаться ко мне, ее большие зеленые глаза засверкали, когда высокий парень рядом со мной показал, что не боялся с ней разговаривать.
— И кто же ты, Эллиот? Кузен Кэтрин?
Я скорчилась, гадая, что при виде нас натолкнуло её на этот вывод.
— Что?
Анна Сью пожала плечами:
— Твои волосы почти той же длины. Такая же отвратительная стрижка. Я подумала, может, у вас это семейное.
Эллиот посмотрел на меня, вовсе этим не задетый:
— Мои длиннее, вообще-то.
— Значит, не кузены, — сказала Анна Сью, — Ты что, обменяла Минку и Оуэна на вот этого?
— Он мой сосед.
Эллиот сунул руки в карманы своих шорт-карго цвета хаки, совершенно невпечатленный этой сценой.
Она наморщила нос:
— Ты что, на домашнем обучении?
Я вздохнула:
— Он приезжает к своей тете на лето. Можно нам уже сделать заказ, пожалуйста?
Анна Сью переместила свой вес с одного бедра на другое, оперевшись обеими руками на стойку. Сердитое выражение на ее лице не удивило меня. Анна Сью дружила с Пресли. Они выглядели одинаково, с одинаковым блондинистым оттенком волос, стилем и толстой черной подводкой — и у них было одинаковое выражение лица, когда я была рядом.
Эллиот, похоже, ничего не заметил. Вместо этого, он указал на доску над головой Анны Сью.
— Я возьму пломбир с банановой помадкой.
— С орешками? — спросила она, очевидно, обязанная задать этот вопрос.
Он кивнул и посмотрел на меня:
— Кэтрин?
— Апельсиновый щербет, пожалуйста.
Она закатила глаза:
— Фантастически. Что-нибудь ещё?
Эллиот нахмурился:
— Нет.
Мы ждали, пока Анна Сью отодвинула крышку и наскребла щербет в морозильнике за прозрачным ограждением. После, она скатала его в шар серебристой ложкой и втиснула в рожок, вручила мне его и начала приготавливать пломбир Эллиота.
— Я думала, ты сказал, что мы просто купим мороженое, — сказала я.
Он пожал плечами:
— Я передумал. Подумал, будет неплохо посидеть здесь немного.
Анна Сью вздохнула, поставив заказ Эллиота на прилавок.
— Пломбир с банановой помадкой.
Эллиот выбрал стол рядом с окном, и толкнул ко мне несколько салфеток прежде, чем наброситься на ваниль с сиропом так, будто умирал с голода.
— Может, нам стоило заказать ужин, — заметила я.
Он посмотрел наверх, вытирая шоколадное пятно с подбородка.
— Ещё не поздно.
Я посмотрела вниз на своё тающее мороженное.
— Я не сказала родителям, что ухожу. Мне, наверное, скоро надо вернуться домой… Хотя не то, чтобы они заметили, что я ушла.
— Я слышал, как они ругаются. Я что-то вроде эксперта в этом. Кажется, это затянется на всю ночь.
Я вздохнула:
— Это не прекратится, пока он не найдет другую работу. Мамочка у меня своего рода… невротик.
— Мои родители постоянно ругаются из-за денег. Мой отец считает, что если он не сможет зарабатывать сорок долларов в час, то он не может работать. Даже учитывая то, что один доллар лучше, чем ноль. Затем его постоянно увольняют.
— Чем он занимается?
— Он сварщик, что радует, ведь его подолгу нет дома.
— Для папы это дело чести, — сказала я, — Он найдёт что-то. Мамочка просто склонна излишне переживать.
Он улыбнулся мне.
— Что?
— Мамочка. Это мило.
Я откинулась назад на сидение, чувствуя, как мои щёки краснеют.
— Ей не нравится, когда я зову ее мамой. Она говорит, что так я делаю вид, будто я старше, чем есть. Это просто привычка.
Он выслушал мои аргументы, и, наконец, заговорил:
— Я называл свою маму "мамой" с тех пор, как начал разговаривать.
— Извини. Я знаю, это странно, — сказала я, отводя взгляд, — Мамочка всегда была зацикленной на подобных вещах.
— Почему ты извиняешься? Я лишь сказал, что это мило.
Я заерзала, зажав коленями свою свободную руку. Кондиционер работал на полной мощности, как и в большинстве заведений в Оклахоме летом. Зимой ты раздет, потому что внутри слишком жарко. Летом ты одеваешь куртку, потому что там слишком холодно.