Маленькие огоньки
Шрифт:
Дома были выстроены по обе стороны дороги, как маленькие острова жизни и энергии. Свет из окон прорезал тьму между уличными фонарями. Иногда одна тень проходила в них, и я задавалась вопросом, какова жизнь людей в этих островках, наслаждались ли они своим пятничным вечером, смотря телевизионные фильмы, лежа на диване. Беспокойство об оплате счетов было, вероятно, им незнакомо.
Когда мы приблизились к моей калитке, мой домашний островок выглядел темным и тихим. Хоть я и надеялась увидеть этот теплый желтый свет из окон, как в окружающих домах, мерцание от экрана
Эллиот засунул руки в карманы, заставляя мелочь внутри звякнуть.
— Они вообще дома?
Я посмотрела на гараж и увидела бьюик папы и лексус мамочки рядом.
— Похоже на то.
— Надеюсь, я не сделал ваши отношения с Пресли ещё хуже.
Я отмахнулась от него:
— Пресли и я возвращаемся к истокам. Это первый раз, когда кто-то заступился за меня. Я не уверена, что она знает, какие теперь предпринять действия.
— Надеюсь, она оставит их в сохранности вместе с палкой в своей заднице.
Из моего горла вырвался громкий смех, и Эллиот не смог скрыть, как ему это польстило.
— У тебя есть сотовый номер?
— Нет.
— Нет? Серьезно? Или ты просто не хочешь давать мне свой номер?
Я покачала головой и выдохнула смешок.
— Серьезно. Кто будет мне звонить?
Он пожал плечами:
— Я собирался, вообще-то.
— Оу.
Я подняла задвижку на калитке, чтобы пройти во двор, и калитка открылась с пронзительным звуком металла, трущегося об металл. Она закрылась за мной с щелчком, и я повернулась лицом к Эллиоту, положив руки на металл. Он взглянул вверх на мой дом спокойно, будто он не отличался от любого другого дома. Его храбрость пробудила что-то глубоко внутри меня.
— Мы практически соседи, так что… я уверен, что вижу тебя, — сказал он.
— Да, определённо. В смысле, вероятно… Скорее всего, — сказала я, кивая.
— Что ты завтра делаешь? У тебя есть работа на лето?
Я покачала головой:
— Мамочка хочет, чтобы я помогала ей во дворе летом.
— Ты не против, если я здесь позависаю? Я буду делать вид, что не фотографирую тебя.
— Конечно, только никаких странностей с моими родителями.
— Хорошо, — ответил он, выпрямившись и выпятив грудь. Он сделал пару шагов назад. — Увидимся завтра.
Он пошел к себе домой, и я сделала то же самое, медленно идя вперед. Шум от старых деревянных досок, издаваемый крыльцом под моими пятидесяти килограммами, звучал довольно громко. Родители должны были услышать меня, но дом все еще оставался темным. Я толкнула нашу огромную деревянную дверь, тихо проклиная ее за громкий скрип. Зайдя внутрь, я ждала. Никаких приглушенных разговоров или тихих шагов. Никаких ругательств сверху. Никакого шепота по стенам.
Казалось, каждый мой шаг кричал, когда я поднималась по лестнице на верхний этаж. Я держалась посередине ступенек, не желая дотрагиваться до обоев. Мамочка хотела, чтобы мы были аккуратны с домом, как если бы он был еще одним членом нашей семьи. Я осторожно шагнула в холл, остановившись, когда доска перед комнатой моих родителей скрипнула. После отсутствия знаков движения, я продолжила путь к своей комнате.
На обоях в моей комнате были горизонтальные линии, и даже розовые и кремовые цвета не уменьшали ощущение, будто это была клетка. Я сбросила обувь и пробралась через темноту к моему окну. Белая краска на раме отслаивалась, из-за чего на полу были мелкие кусочки.
Снаружи, на несколько этажей ниже, Эллиот шел к дому и пропал из поля зрения, проходя под уличными фонарями. Он шел в сторону дома его тети Ли, копаясь в своем телефоне, пока проходил мимо грязного участка земли Фентонов. Я гадала, придет он в тихий дом, или тетя Ли включила каждый светильник; ругалась ли она со своим мужем, или ждала Эллиота.
Я повернулась к своему комоду, посмотрев на шкатулку, которую папа купил мне на мой четвертый день рождения. Я подняла крышку, и балерина начала кружиться вокруг маленького овального зеркальца, расположенного напротив светло-розового куска ткани. Некоторые детали, нарисованные на ее лице, стерлись, оставляя только два черных пятнышка глаз. Ее юбка-пачка была помята. Опора, на которой она стояла, погнулась, заставляя ее наклоняться слишком далеко в сторону, когда она делала пируэты, но медленная повторяющаяся мелодия все еще прекрасно звучала.
Обои отслаивались, как краска, свисая в некоторых местах у потолка, а кое-где отсутствуя у плинтусов. На потолке в одном углу виднелось коричневое пятно, которое, казалось, становилось больше с каждым годом. Моя белая кровать с железной отделкой скрипела при малейшем движении, а дверцы шкафа не запирались, как должны были, но моя комната была моим личным пространством, местом, к которому тьма не могла подобраться. Статус моей семьи в городе и гнев мамочки казались такими далекими, когда я была в этих стенах, и я нигде больше не чувствовала себя так спокойно, пока не села за липкий стол напротив мальчика с бронзовой кожей и большими карими глазами, наблюдавшими за мной без каких-либо признаков симпатии или презрения.
Я стояла напротив окна, уже зная, что Эллиот пропал из поля зрения. Он был другим, — больше, чем просто необычным, — но он нашел меня. И на какой-то момент, мне понравилось не чувствовать себя потерянной.
Глава 2
Кэтрин
— Кэтрин! — позвал папа снизу.
Я побежала рысью вниз по лестнице. Он стоял на нижней ступеньке, улыбаясь.
— Ты до ужаса бодрая сегодня. В чём дело?
Я остановилась на предпоследней ступеньке.
— В лете?
— А вот и нет. Я видел твою улыбку радости из-за лета до этого. Сейчас она другая.
Я пожала плечами, взяв хрустящий кусочек бекона с салфетки на его раскрытой ладони. Моим ответом ему был хруст, и папа усмехнулся.
— У меня сегодня собеседование в два часа, но я подумал, может, мы покатаемся вокруг озера.
Я стянула очередной кусок бекона, хрустя. Папа поморщился.
— У меня вроде как есть планы.
Папа поднял одну бровь.
— С Эллиотом.