Маленький Большой человек
Шрифт:
О том, что подобный настрой действует на бойцов не в ту сторону, офицеры догадались лишь под конец и после короткого совещания решили выступить с чем-нибудь более жизнерадостным, но, опять же, ни до чего лучшего, кроме как этой вот: «Что за весёлый славный парень…» они не додумались, на что, значит, Боттс, со свойственной ему громогласной прямотой не преминул заметить, что «если это они про Кастера, то это, надо понимать, сарказм».
На этой саркастической ноте и завершился офицерский концерт, и так уж получилось, что едва закончили выступать офицеры, как подошла пора выступать всему полку; так что, ещё не заполночь мы вновь оказались седле и, стараясь не шуметь, двинулись в направлении Волчьих Гор.
Большая часть нашего пути пролегала по жиденькому ручейку, что весьма кстати стекал в Роузбад откуда-то сверху и тем самым послужил нам единственно надежным ориентиром в этой глухой вороньей ночи. Темень стояла такая, что хоть глаз выколи, вытянешь руку — пальцев не видать, вот задним и приходилось скакать: хочешь — на плеск воды, а не хочешь — води носом, где пыль погуще; подавать же голос было строжайше запрещено — якобы в обеспечение скрытности нашего маневра. Ну да насчёт скрытности Кастер пожалуй, что погорячился — отдал приказ скорей для очистки совести, чем для выполнения. Знаете, что бывает, когда на марше теряются целые отряды? Объясняю: кто — кружкой по котелку, кто — ложкой по карабину; кто свистит, кто шипит, кто ухает; ну, а кто и ругнется — куда ж без этого? — хоть и сдавленно, но достаточно выразительно, чтобы откликнулись… При такой мороке проскакали мы всего-то миль шесть, пока, значит, не развиднелось и мы не оказались у подножья хребта. Здесь мы и сделали наш последний привал, и было это в половину третьего ночи. Что ж, погоня за индейцами подошла к концу. С первыми лучами солнца мы должны были пересечь наш последний рубеж перед атакой. Этим рубежом и считался водораздел меж долинами Роузбад, где пока что находились мы, и Литтл Бигхорн, где спали ни о чём не подозревавшие Лакоты. Так по крайней мере виделась оперативная обстановка с нашей стороны. Не скажу, что всеми, за всех ручаться не могу; главное — так она виделась человеку, от которого в высшей степени теперь зависела наша общая полковая судьба.
Вот и место для привала было выбрано с таким расчётом, чтобы — ни-ни! — чтобы — не дай Бог! — не потревожить индейский сон. Весь полк загнали в глубокий овраг и шепотом передали приказ: спешиться и ждать рассвета.
Надо ли говорить, что, как и большинство бойцов, я не то что спешился, а просто-таки плюхнулся на землю, как тот обозный тюк; ткнулся головой о камень, кое-как примостился и давай считать слонов. Считаю-считаю, считаю-считаю, а потом вижу: сколько их не считай, а все без толку. Ну я и бросил. Сел, огляделся, смотрю — а не только я, кажись, никто не спит! Кто-то ещё ворочается, кто-то за водичкой пошёл, а кто, как и я, сидит — глазами лупает, окрестности изучает. Хотя изучать особенно нечего.
Кстати, о Волчьих Горах: не знаю, кто им выдумал такое название, но до настоящих гор им, как говорится ещё расти да расти; на самом деле, они просто «плохая земля» в том смысле, какой в это слово вкладывают индейцы. Нет здесь ни головоломных круч, ни заоблачных вершин, а так — все больше холмы разнообразных калибров, балки да овраги — унылые, в общем, места; особенно при том, что и почва для растительности не слишком любезная, потому как есть — щелочная.
Естественно, то есть, с точки зрения законов природы, вода в ручье тоже была не сахар — не вода, а щелочь едкая; и совершенно закономерно, из тех же соображений, пить её отказались даже кони, а те, кто попробовал (я имею в виду рекрутов), те горько о том пожалели: кофе, сваренный на такой воде — напиток незабываемый по своим бодрящим качествам, язык от него облазит, как змея в линьку… Так что я очень даже поцимаю, от чего некоторые наши новобранцы вдруг пошли на нарушение дисциплины, устроив нам индейскую пляску с воплями и улюлюканьем. По всему поэтому, я думаю, что ежели кому из крепконервных и удалось поначалу заснуть, то пробужденье попортило нервы изрядно. А вот Кастер, тот за эти два дня, по-моему, не только не спал, но даже и не присел, если не считать лошадь. Более того — я даже не заметил, чтобы он завтракал, обедал или ужинал. И уж, само собой, занимался наружностью. Грязная щетина была уже достаточно отросшей, чтобы придать прославленному генералу вид завсегдатая третьесортного салуна в какой-нибудь дыре типа Канзас-сити. Его сорочка, всегда отличавшаяся ослепительной белизной, теперь могла успешно соперничать цветом с дорожной пылью. Но, тем не менее, генерал не утратил изысканности манер и того внутреннего свечения, которое многих заставляло вытягиваться в струнку даже когда Крепкий Зад не мог видеть этого подобострастного рвения, а газетного репортера мистера Келлога это свечение влекло к его источнику как мотылька к пламени свечи.
Мне вдруг захотелось немедленно, ещё до рассвета, повидать Лавендера, Кровавого Тесака и Боттса, хотя мы с ним расстались совсем недавно. Какое-то смутное чувство, по мере приближения рассвета перераставшее в безнадежную уверенность, дало мне понять, что при свете дня мы уже не увидимся.
Я уже было собрался отправиться на поиски своих приятелей, как вдруг весь лагерь в считанные секунды превратился в суетливо копошащийся муравейник, обитатели которого, чертыхаясь и лязгая оружием, занимали свои места в походной колонне. Тогда я помчался искать своего патрона и вскоре услышал его спокойный голос, которым он отвечал на неуместные вопросы репортера Келлога.
— Да-да, не дожидаясь подхода вспомогательных сил, — твёрдо произнес он, — я решил ещё до рассвета войти в долину Литтл-Биг-Хорн и с первыми лучами рассвета э… достичь, цели операции, застигнув противника врасплох, ибо, как говорили древние, кто предупрежден, тот вооружён…
В это время ему подвели Викторию, он вскочил в седло и помчался в голову колонны.
Взгромоздясь на своего пони, я через некоторое время присоединился к нему, вернее, к многочисленной толпе офицеров и разведчиков, которые густо облепили героя, видимо, желая погреться в лучах славы, которая воссияет с «первыми лучами рассвета», как, конечно же, зафиксировал в своем отчете для газеты мистер Келлог.
После стремительного ночного марша мы вошли в долину Литтл Бигхорн. Встречал нас разведчик Боуэр, который не без гордости сообщил генералу, что обследовал все холмы, окружающие долину, что под их прикрытием может разместиться целая армия и никому вокруг и в голову не придет, что…
Кастер нетерпеливо кивнул и отъехал в сторону, наблюдая как колонна вползает в долину и закручивается там плотными змеиными кольцами.
И вот, едва лишь хвост этой гигантской змеи подтянулся к туловищу и растворился в нем, на востоке начала заниматься заря. Серая предрассветная дымка сначала порозовела, затем цвета начали постепенно делиться на красное и голубое и по наполненной людьми и животными долине скользнул первый золотой луч…
Кастер выпрямился в седле, слегка тронул шпорами бока Виктории и направил её к небольшому взгорку, чтобы оттуда, видимо, скомандовать нечто, которое непременно должно было войти в историю Соединённых Штатов, но его голос вдруг потонул, растворился в жутком вое такой фантастической силы, что он не только перекрыл историческую команду генерала, но и привел в полную панику весь цвет кавалерии вышеупомянутой страны.
Глава 28. ПОСЛЕДНИЙ БОЙ
Первым опомнился Боуэр. На своем приземистом пони он достал рослую Викторию и схватил её под уздцы. Вокруг уже свистели индейские пули, и на плече у него сквозь куртку из оленьей кожи проступило тёмное пятно. Он был ранен, но, похоже, сгоряча этого даже не заметил.
Между тем, кое-кто из наших — из тех, кто уже догадался что к чему, — не дожидаясь команды, открыл ответный огонь. Залпа не получилось, но в наших обстоятельствах то было лучшее, что они могли сделать: какое-никакое, но то было действие, и оно вырвало из бездействия остальных. Голосом и жестами Кук вновь пытался бросить людей в седло. Было ясно, что если мы сейчас же не выберемся из лощины хоть куда-нибудь, на оперативный простор — ну, где могла бы маневрировать конница, — то прямо тут, в лощине, нас всех и положат. Вместе с лошадьми.
К тому моменту вышел из оцепенения и сам Кастер. Он повторил свою команду; на сей раз сигнал выдался как надо, и уже в следующее мгновение мы лавиной мчались вниз по Медсин Тейл и доскакали почти до самой воды. Индейцы, большинство из которых были спешившись, откатились назад и даже оказались в реке. От сотен всадников, а ещё большего числа пеших, брод забурлил как кипящий котел; но даром, что и река была неширока, и брод мелок — пешим вода по грудь, в то единственное решающее мгновение он был настолько запружен телами — и людскими, и конскими, что проскочить на ту сторону нам уже не удалось.