Маленький человек на большом пути
Шрифт:
Почти не видно привычных для нашего глаза хуторов. Тянутся поля, нарезанные длинными полосками, деревни. Большинство изб крыто соломой. Оконца завешены рогожей. Во дворах возятся поросята, кудахчут куры. Тут же играют ребятишки в длинных льняных рубашках, носятся наперегонки по грязной деревенской улице. У колодцев на высоких журавлях раскачиваются ведра. То из одного двора, то из другого доносится скрип ручной мельницы, сопровождаемый монотонной грустной песней.
Я смотрел во все глаза и удивлялся странной, непонятной для меня жизни этих мест.
— Видишь там, за полями, белую полосу? — спросил Август. — Это шоссе. Свернем на него с большака — и прямо на Псков. А вот это, — он указал на скопление домов вдалеке, — это Паниковичи.
— Сколько же мы прошли?
— Ровно сорок шесть верст. Но шоссе больше и шире, там погоним быстрее.
— А до Пскова еще далеко?
— Больше половины пути. Сначала будет Изборск, а уж потом и сам Псков.
— И когда мы туда попадем?
— Наверное, завтра утром, — подумав, ответил Август. Свернули на шоссе. Белые камни по обеим сторонам дороги тянулись вдаль, напоминая снежные сугробики, аккуратно наметанные на зеленые обочины. Первый раз под моими ногами такая большая, вся мощенная камнем дорога. Я уже не думал ни про усталость, ни про тупую боль в помятой ноге.
Одно желание: вперед, быстрее вперед!
Навстречу стали попадаться крестьянские обозы. Кто на тарантасах с большими рессорными колесами, кто на простых повозках — скрип-скрип. С повозок неслось блеяние овец, визг свиней, позади тащились привязанные за рога коровы. Рядом с мужчинами сидели женщины в пестрых красных платках и ярких полосатых кофтах. Наверное, ехали на ярмарку.
На узких полосках полей крестьяне серпами жали хлеб, связывали в снопы, составляли в копны.
— А почему серпами? — не переставал удивляться я.
— Видишь, какие у них земли узкие. Косой здесь никак нельзя — скосишь соседскую рожь.
Август, разумеется, шутил. Но я ему поверил. В самом деле, зачем же тогда убирать хлеб серпами? Ведь у нас крестьяне так не делают.
Стадо наше мерно двигалось по обочине, пощипывая по пути траву, которая здесь росла гораздо гуще, чем на песчаном большаке. Шоссе было прямым, с немногими поворотами; встречные повозки мы замечали еще издалека. Они выползали из-за дальних бугров, словно муравьи по узкой, светлой тропинке.
К вечеру мы были недалеко от Изборска, а с наступлением сумерек уже входили в городок. Скотина так устала, что гнать ее дальше без отдыха было нельзя. Снова завели стадо на постоялый двор. На сей раз устроились не на сеновале, а в просторной комнате, вдоль стен которой стояли длинные скамьи. На них уже храпело несколько бородачей. Середину помещения занимал большой стол, над которым с непрерывным гудением вился плотный рой мух. Но какое нам до них дело: подумаешь — мухи! Да если бы это были не мухи, а осы или даже шершни, и то мы не обратили бы на них никакого внимания. Глаза слипались, все тело ныло, требуя покоя. Под голову мягкую подушку — дорожную сумку, под бок теплый сенник — дощатую скамью. Здравствуй, царство сна!..
И опять нас разбудили, едва на востоке посветлел краешек неба. Начинался последний отрезок пути. Скоро, скоро я увижу первый в моей жизни большой город!
Деревенские ребята, выехавшие в ночное, еще сидели у больших костров возле шоссе. Они удивленно поворачивали головы, когда мы прогоняли мимо свое стадо. Лошади, высоко поднимая спутанные ноги, скакали в нашу сторону — видно, им тоже было интересно посмотреть наше раннее шествие.
Шоссе упиралось в краснеющий горизонт. Слоистые облака золотились под лучами невидимого еще солнца.
— Смотри, смотри, Август, прямо как расплавленное золото!
— Здорово!
— Так всю жизнь и смотрел бы. Но только сидя, чтобы ноги не гудели.
— Ничего, придешь в город — всю усталость как рукой снимет.
Шоссе вело через болото. По обеим сторонам высился камыш, аир, желтела осока. В траве скрипели коростели, верещали перепелки, на сухих местах стрекотали кузнечики, словно кто-то непрерывно и быстро крутил там маленькие зубчатые колеса. Чем не музыка!
Когда первые солнечные лучи окончательно разогнали предутреннюю мглу, Август воскликнул:
— Вон купола сверкают!
Я приложил козырьком руку к глазам. Правда, купола.
И Как много!
— Это и есть Псков. Ноги сами зашагали быстрее, теперь уже их гнал вперед ненасытный огонек любопытства.
Чем ближе мы подходили, чем явственнее различались башни и купола, тем сильнее донимало меня любопытство. А это что, красное? А там что блестит? Но я молчал, не спрашивал. Одно дело — обыкновенный мальчишка, другое — погонщик. Надо уметь сдерживать любопытство.
Еще немного — и город уже совсем близко. Самое время: скотина наша, вконец изнуренная длинной дорогой, еле плелась.
ПСКОВ
Войдя в предместье, я едва успевал поворачивать голову. Всему дивился: и высоким каменным домам, и длинным мощеным улицам, и тротуарам. Но особенно — блестящим куполам многочисленных церквей с позолоченными шарами и крестами.
На открытых колокольнях виднелось множество колоколов, больших и малых.
— Завтра воскресенье, — напомнил Август. — Услышишь настоящий колокольный перезвон, не то что у нас в местечке. Разевать рот на разные чудеса времени не было — коровы и быки могли разбрестись по переулкам.
— Смотри в оба! — У Августа был озабоченный вид. — А то живо уведут, ахнуть не успеешь.
Он не зря беспокоился. Стоило недосчитаться какой-нибудь одной разнесчастной коровенки, как весь наш заработок пропадал вместе с ней. Да что там заработок! Попали бы к Скуе в вечную кабалу.
Подошли к мосту; город разделяла на две части широкая река. Мы торопились прогнать скот, чтобы не задерживать движение. Удивлению моему не было конца. Такая широкая дорога через воду! И сколько на ней повозок, сколько людей! По правую руку строили другой мост, еще больше и выше, с длиннющими железными фермами на высоких каменных быках. А под мостом проплывали огромные лодки — как только люди смогли их сделать!