Маленький, да удаленький

Сирге Рудольф

Теперь дяде и Хенну пришлось вступиться. Нельзя же допустить, чтобы Фомка разодрал индюку бороду.

Когда и эта ссора была улажена, дядя сказал Хенну:

— Твоего Фомку надо учить. Ловкая собака, да малость не сдержанна.

— Хорошо, дядя, а не поможешь ли ты мне обучить его? Я сам ведь не умею…

— В этом деле важна последовательность и доброе слово. Криком да наказанием тут многого не добьешься.

Пока дядя и Хенн беседовали о собачьем воспитании, Пинка на деле преподала Фомке первый урок. Вежливо помахивая хвостом, она приблизилась к Фомке и пролезла под забором, приглашая его на выгон, где они весело пробежали пару кругов наперегонки. За забором Фомка заметил ворон и свирепо, как и положено охотничьей собаке, с лаем рванулся за ними из-за ограды. Пинка же вела

себя иначе. Она остановилась, как-то по-особому помахала хвостом, подняла переднюю лапу и оглянулась назад — так делают собаки, когда хотят подать охотнику знак, хотя Пинка прекрасно знала, что вороны не птицы для охоты. Фомка ничего не понял. Как было бы здорово спугнуть громким лаем ворон и помчаться за ними. Он стал лаять на Пинку, даже шутя ухватил ее зубами за поднятую лапу. Но тут Пинка предприняла нечто уж совсем неожиданное: она всей своей тяжестью прижала Фомку к земле, и, положив ему лапу на грудь и зло рыча, дала понять, чтобы тот замолчал.

— Смотри-ка, — заключил дядя, тем временем подошедший с Хенном к воротам. — Пинка ждет, чтобы я пальнул. Ну ладно. Одну минуточку…

Он быстрым шагом направился к кладовке, вышел с ружьем и отсюда же, из-под окна, стоя меж кустами сирени, послал заряд в воронье.

Фомка испугался выстрела, прижал уши и побежал к Хенну. Пинка же, по-прежнему виляя хвостом, стояла на месте, словно насмехаясь над Фомкой. Даже настигнутая выстрелом ворона с трепещущими крыльями не поколебала ее спокойствия. И только когда дядя требовательным голосом дал команду: принеси! — она метнулась в сторону подстреленной вороны.

Тут и к Фомке вернулась его прежняя храбрость, и он помчался вслед за Пинкой. А Пинка действовала деловито и уверенно. Она осторожно схватила ворону и поспешила с добычей к дяде, не подпуская Фомку к себе. Фомке не оставалось ничего, как с сияющим видом, повизгивая, бежать рядом.

— Вот так, — сказал дядя. — Для начала твоему Фомке этого урока достаточно. На птиц он вряд ли научится охотиться, но владеть собой он должен уметь. В другой раз придумаем дело посерьезнее. А между делом отучи его от привычки гонять ворон и научи приносить добычу…

— Палочку он уже приносит, — с готовностью сообщил Хенн. — Палочку и еще кое-что…

— Вот и хорошо. Настоящая охотничья собака должна цыпленка в целости принести, если ей приказано.

Так завершился этот поход в гости. Фомка, задравши хвост, бежал по обочине в сторону дома. Пару раз он попытался погнаться за воронами, разгуливающими по полю. Но Хенн сердито кричал:

— Нельзя, Фомка!

И пес останавливался, помахивал хвостом и, подняв кверху морду, повизгивал вслед взлетевшим воронам. Словно вспоминал, как вела себя дядюшкина универсальная собака.

За послушание он получал от Хенна кусочки сепика. И друзья вернулись домой в хорошем расположении духа.

ФОМКА ЛОВИТ ОКУНЕЙ

Мальчики к реке удить, Фомка скачет впереди: раз — прыжок, другой — скачок… И попался на крючок.

Приключение с решетом в то лето не было единственным в Фомкиных прогулках. В один прекрасный солнечный денек, когда хлеба на полях уже зазолотились и дети начали щелкать ранние орехи, Фомка заметил, как мальчики, Хенн и Калью, раскапывают край грядки и ищут там червей. С жаром обсуждая что-то насчет рыбалки, они собирали червей в банку.

— Что такое? Зачем это? — заволновался Фомка, подбегая ближе. Он напрыгнул на извивающихся червячков, потрогал их лапой и рассвирепел. Чужой неинтересный запах, да и сами странные какие-то — ползают в земле. Что с такими делать? Фомка с любопытством уставился на ребят. Зачем они их собирают? Сам бы он с удовольствием закопал червей обратно в землю и повалялся на них, как обычно делают собаки с предметами, запах которых их раздражает.

Но

мальчики поступили с червями совсем иначе. Они вынесли из дому гибкие бамбуковые удилища. На них были прицеплены маленькие колесики с тоненькой, как конский волос, ниткой с висящими на ней гусиными перьями, концы которых были выкрашены в красный цвет. Держа удилища и банки с червями в руках, они направились к речке. Фомку они с собой не позвали. Но и не прогнали.

Он уже сам научился разбираться, что не всегда разумно увязываться следом. Могут и обратно отправить. Поэтому он решил незаметно идти по ребячьим следам. Тогда видно будет, куда они пойдут и что там произойдет.

Мальчики и не ушли далеко. С шоссе они свернули на луг и зашагали к той самой речке, где Фомка искупался, когда ходили относить решето. У большой развесистой ивы, где берег круто обрывался вниз, у омута, они остановились. Хоп! — и Фомка был уже рядом с мальчиками, прыгал им на голые ноги и радостно помахивал хвостом.

— Ах ты, плут! Или тоже рыбу будешь ловить? — шутливо ворчал Хенн: ведь все равно, сидел ли бы пес дома или резвился с ними на лугу.

— Рыбу ловить, рыбу ловить! — весело залаял в ответ Фомка, не понимая толком, о чем идет речь. Ведь люди порой занимаются тем, о чем собаки не имеют ни малейшего представления. Но наблюдать за их действиями, улавливать чужие запахи, исследовать незнакомые окрестности было для него бесконечно интересно и увлекательно. И, обуреваемый радостью, он хотел сказать мальчикам только об одном: чтобы его не прогоняли домой, чтобы оставили здесь, возле себя. Его и не прогнали. Мальчикам некогда было им заниматься.

В первый час Фомка обежал все кустарники, обнюхал все до последнего следочка и изучил все запахи, которые учуял. В этом укромном месте, где редко кто проходил, было много увлекательного. Возле каждого стебелька, возле каждой кочки останавливались зверек или пташка. Иногда их следы тянулись от реки, порой они вели к реке и терялись в воде. С пологого, поросшего кустарником берега спускалась к воде выдра. Следы отчетливо виднелись, но еще сильнее была резкая вонь. Почуяв неприятный запах, Фомка стал беспокойно метаться, поскуливая, обнюхивал воду на следах и воду в реке. Но вода была нема, в ней не было никаких запахов. Здесь разместились норки водяной крысы, исходивший оттуда запах кружил Фомке голову. В маленькой заводи недавно копошилось утиное семейство. И сейчас еще видны в грязи широкие следы от перепончатых лап и трепещутся на осоке легчайшие пушинки от их перьев. Фомка обнюхал и изучил все со старательностью собаки, которая желает основательно ознакомиться с окрестностью. Вскоре этот берег был весь осмотрен. Следы же, которые терялись в воде, вынудили его поинтересоваться противоположным берегом. Там также росли трава и кустарник, там также были кочки и крохотные заводи, и Фомка стал догадываться, что следы и запахи, исчезавшие в воде, могли вновь появиться на той стороне. Ему очень захотелось перебраться на другой берег. Он даже зашел с низкого места в мелководье, потрогал лапами воду и понюхал ее. Но вода текла и журчала. Это была совсем иная вода, чем в пруду. Зайти в нее у Фомки не хватало смелости. Плавать он умел, в этом не было сомнения. Ну а как одному отправиться на ту сторону реки? Хенн и Калью не заходили тут в воду, речку в этом месте не переплывали. Может, здесь и нельзя залезать в воду? И, положив голову на лапы, Фомка с грустью уставился на сверкающую в лучах солнца речную гладь. Вдали, насколько хватало глаз, не было ей конца. Обежать речку кругом он уже пробовал, но безрезультатно. У реки не было ни начала, ни конца. А мальчишки спокойно хлопотали в кустах как ни в чем не бывало.

И вообще, мальчишки. Они занимались сейчас непонятным и неинтересным для Фомки делом. Раскручивали часть лески с катушки, брали из банки червя, подвешивали его на висящий на конце лески крючок и с плеском бросали в воду. Червяк вместе с крючком исчезал в глубине, а перышко с красным концом оставалось покачиваться на воде. Держа удилища в руках, ребята стояли в тени куста и водили удочкой, то приподнимая поплавки, то отпуская их по течению в круговорот омута, то подтягивая ближе к берегу. При этом они изредка возбужденно переговаривались вполголоса.