Мальтийское Эхо
Шрифт:
– А вот с другим пока не ясно. Может само "проморгается", - вяло ответил Андрей, опустив глаза.
Сергей внимательно посмотрел на дядю Андрея и сказал уверенно:
– Оба случая мне интересны. Практика моей методики должна совершенствоваться. Ведь когда еще не было прибора, методика давала хорошие результаты. Только... откладывать надолго первичную беседу не следует.
Они вошли обратно в столовую. Женщины весело болтали о чем-то.
– Иришка сказала, что первое впечатление о Петербурге у вас, Сергей, весьма восторженное?
– спросила Вера.
– О, да! И мой Питер чем-то похож на мою Вену! Только здесь непривычно холодно, сыро и мало солнца. Но солнышко у меня свое!
– он подошел к Иришке и обнял ее.
– Все, молодежь. Я устала. Я замечательно провела вечер. Мне пора "бай-бай", - сказала пани Мария, расцеловалась со всеми и ушла к себе.
– Ой, действительно, уже десять вечера. Я ведь хотела показать Сереже весь дом, всю усадьбу...
– расстроенно "ойкнула" Ириша.
– Еще успеешь, - успокоила ее Вера.
– Ты сегодня ведь почти не спала ночь, ездила в аэропорт. Поэтому на сегодня достаточно будет... экскурсии в твой флигель. И мы с Андреем полны впечатлений и пойдем сейчас отдыхать наверх.
Старшая сестра обняла младшую, прошептала ей что-то на ушко. Сергею Вера сказала:
– Утром вы уедете в Питер. Бабуля утром разрешила свободный режим. Можем утром и не увидеться. Мы будем вас ждать через недельку. Обещаете?
– Да, обещаю, Вера Яновна, - улыбался Сергей.
Андрей крепко подал руку молодому другу, пожелал "спокойной ночи".
Вера прыснула и поправила мужчину:
– Пре-крас-ной, ты хотел сказать.
– Типа да, - буркнул Андрей, улыбнувшись.
Действительно, через четыре дня Ирина и Сережа появились в усадьбе вновь.
– Мы начали ремонт на Благодатной. Бригада хорошая, но потребуется три-четыре недели...
– начала рассказывать Ириша. Она вся светилась счастьем!
Вера поморщила нос:
– Господи, опять ремонт! Какая ты у нас хозяйственная! Как ты не устаешь от этих ремонтов?
– Так получается, - виновато отреагировала девушка.
– Да Слава Богу! Будете жить здесь, в усадьбе. Смотрите, как мы все рады. Ну рассказывайте, я перебила тебя. Извини. И не стойте на пороге, проходите в гостиную и присаживайтесь.
Ирина села и продолжила:
– На Мойке у Сережи не "вырисовывается". Им серьезные конкуренты из Вены не нужны. Погуляли по городу, посетили Эрмитаж и Русский, зашли к маме. Сергей настоял, - она замолчала, посмотрев на жениха.
Молодой человек продолжал стоять между двух чемоданов, набитых книгами, рукописями, тетрадями и дневниками наблюдений за пациентами. Лицо у него было уже не холодным, он чувствовал себя среди своих. Но голос, которым он заговорил, был взволнованным:
– Я попросил руки Ирины у Юлии Станиславовны, - он сделал паузу.
– Она благословила нас. Считаю необходимым попросить руки Ирины и у вас, Мария Родиславовна.
– Я рада, дети мои. Доброго вам семейного счастья, благополучия. Пусть удача будет с вами и нами.
Андрей с огорчением отметил, что пани Мария сдала за последние четыре месяца. Трудно в ее возрасте переживать серьезные тревоги и быть в мучительном ожидании: что будет с усадьбой?
– Я вижу, вижу, что в машине Иришки есть ящик шампанского!
– сказал Андрей Петрович, шутливо прикрыв веки.
– Я уже ничему не удивляюсь, - весело сказал Сергей и двинулся за шампанским.
Праздник начался.
– 37 -
Игорь прилетел в Петербург 3 ноября. Он не стал сразу звонить Андрею и Вере. Ему хотелось побродить по родному Санкт-Петербургу одному. Он так давно не был в любимейшем на всем свете городе. Вспомнить запах питерских ветров, шелест тревожных гармоник волн рек и каналов, мистерию проспектов и мистификацию проходных дворов. Было холодно. Периодически валил мокрый снег. Игорь с удовольствием сгребал с перил и поребриков эти новые для себя и для наступающей зимы крупные хлопья белого пушка, сжимал в руке и прикладывал к щекам, ко лбу. И радовался, улыбался как ребенок.
Вот знакомая парадная, а вот еще. Здесь жил, а может и сейчас живет старый приятель, также художник. "Уже темнеет, зайти что ли, на авось. Вдруг Слава дома? Поболтаем", - подумал Игорь.
Он зашел в ближайший магазин. Купил дорогой коньяк и большую коробку конфет. Подумал:
"Если не застану дома, отнесу в гостиницу. Какая-то новая, на Невском, называется "Агни". От Агни-йоги что ли?"
Дверь открыл мужик, неопрятно одетый, весь седой. От него разило перегаром, на бороде давно уже живут крошки хлеба, табака и тяжелых мыслей. Узнать Вячеслава было трудно, но это был он. Разве художник может ошибиться.
Однако хозяин не признал в госте старого друга.
– Тебе чего, старичок?
– спросил Слава.
Мысли мгновенно пробежали в растерянном сознании Игоря струями на перекате горной речки: "Может уйти. Обознался квартирой и все. Нет. Мелко. Ведь старый друг".
Вячеслав был по образованию технарь, но как художник-самоучка в молодости был оригинален и подавал надежды. Товарищи по кисти, окончившие, как и Игорь, художественные академии, давали Славе советы, но его крайне неприятный снобизм отталкивал всяческое участие. Мало того, он еще и обожал критиковать других, жестко, бескомпромиссно. Лишь с Игорем и еще Женькой он мог держать себя в рамках спокойного дружелюбия.
– Славка! Да это я, Игорь, - улыбнулся гость.
– Точно! Проходи, старичок. Сто лет, - в ответ улыбнулся хозяин и с бороды, давно не ощущавшей улыбки, осыпались крошки.
С порога открылась живописнейшая картина. На каждой горизонтальной поверхности, будь то пол, стол или подоконник стояли батареи грязных пустых бутылок. Было так же заметно, что предпочтение хозяин отдавал дешевым портвейнам. Тремор рук, с которым Вячеслав боролся, разливая по стаканам игорев коньяк, не мог обещать теплой беседы давно не видевшихся приятелей.