Мальтийское Эхо
Шрифт:
– За встречу, - буркнул хозяин и выпил полстакана коньяку одним залпом.
– Один живешь?
– спросил Игорь.
– Один, - махнул рукой Слава.
– Но все равно, мне кажется, дружище, что бутылки пора сдать.
– Ха! Будет первая производная!
– Как понять?
– спросил гость.
– Ах, да. Ты же необразованный гуманитарий. "Первой производной от выпивки называется новая выпивка, организованная от сдачи бутылок", - процитировал технарь заветное определение.
Они поговорили полчаса. Закуска была скромна: две дряблые помидорки, баночка квашеной капусты и три корочки хлеба. Удручающим фоном беседы была и неуемная агрессивность хозяина:
– Ни с кем из старых бездарей-художников давно не общаюсь. И сам не живописую.
– На что живешь?
Вячеслав не ответил. Молча, в очередной раз махнул рукой, замахнул порцию конька и стал искать подходящий окурок в ржавом детском ведерке.
– А как Женя? Тоже не созваниваешься, не видишься?
– спросил Игорь.
Вдруг глаза хозяина потеплели и прояснились.
– Она одна и осталась человеком. Два раза в год перезваниваемся. Рисует! Представляешь? И продает. И даже в выставках участвует. При такой то жизни...
– А что такое?
– Муж, ну тот хорек-торгаш, ее бросил с двумя девочками. Пять лет назад. А два года назад у ее отца случился инсульт. Забрала к себе. Во как, брат, жизнь пригибает. Но она молодчина!
"Женя-Женечка", - подумал Игорь, вспомнив веселую и талантливую девушку из общей тогдашней тусовки.
– Мне пора, Слава. У меня встреча в 22:00, - соврал гость, собираясь уходить.
– Погоди. Ты же о себе ничего не рассказал.
– Я зайду еще, - неуверенно сказал Игорь.
– Буду ждать, - грустно промолвил хозяин и у порога спросил о главном.
– Рисуешь?
– Нет. Но буду. Обязательно буду.
– Понимаю... Знаешь, если честно, ты ведь единственный в нашей компании настоящий художник. Настоящий! Я... я всегда... завидовал, жутко завидовал... Прости.
Уже на улице Игорь подумал о том, что нельзя предать свой талант, он может обидеться и покинуть человека навсегда.
В гостинице, которая была наполнена репродукциями картин Н. Рериха, он еще раз поклялся себе, что вернется к живописи. И еще ему захотелось завтра же позвонить Женечке. Какая она сейчас? Он достал из кармана бумажку с ее телефоном, что дал Вячеслав и аккуратно положил в кошелек.
Но на следующее утро он сначала позвонил Андрею Петровичу. Услышав в трубке, как обрадовался звонку мужчина, и как радостно вскрикнула Вера Яновна, он предложил встретиться в районе полудня у Казанского собора.
– Дорогой Игорь, мы сейчас в усадьбе, за городом. Это далековато. Давайте встретимся возле памятника Кутузову, - Андрей улыбнулся про себя.
– Скажем...
– В пять... именно Кутузову...
– слышался голос женщины.
– Отлично! В пять вечера. Буду очень рад!
– сказал художник.
"Позвонить Жене?" Игорь неспешно шел по Невскому. Ноги быстро промокли. Итальянские полуботинки не выдерживали в российских лужицах. Он зашел в Гостиный двор, быстро и удачно купил надежные и вполне элегантные демисезонные сапоги. Купил еще и теплую курточку. Отнес в гостиницу старые вещи. Выходя из номера, посмотрел на себя в зеркало. "Ничего! Надо звонить", - подумал он и набрал номер Евгении.
– Игореша! Какими судьбами!? Ты ведь где-то "за бугром" все прячешься... Конечно, давай встретимся... Нет, мой дорогой... Я уже не прежняя бесшабашная девчонка... Мне нужно сделать маникюр, макияж, укладку...А ты как думал... Да, хочу понравиться... Шучу...
– голос то возвышался к высоким нотам, то становился тихим, неуверенным...
– Хорошо, в семь вечера... Еще созвонимся... Да, в шесть".
"Как она сказала: "прячешься". Странно. Хотя сегодня я ведь намерено "склеиваю" с малым временным промежутком две встречи... Возможно и совместить... Чем больше людей, тем легче наблюдать за каждым, тем проще... "прятаться". Более он не стал затруднять себя размышлениями этического свойства и тактического порядка.
Игорь свернул с Невского, дошел до Итальянской улицы. "Нет, в Русский музей сегодня не хочется, схожу-ка я в Этнографический. Там может быть интересная выставка. И тепло". Оказывается, он совсем отвык от холода.
Действительно, огромный зал был отведен под мультимедийную выставку Микеланджело. Все стены были задрапированы черной плотной тканью, звучала музыка.
Он улегся на большой мягкий пуф. В запасе два часа до встречи у Казанского и можно прекрасно расслабиться.
Она сказала: "я уже не прежняя...". А какая? Какая сейчас Женька?"
Картины "плавали", одна растворялась как туман и на ее месте рождалась другая.
Игорь не мог понять, почему его внимание регулярно приковывает один и тот же фрагмент из "Сотворение Адама". Бог и Адам тянут друг другу руки, пальцы их вот-вот соприкоснутся. "Сделать маникюр" - вспомнилась Женькина фраза. Он улыбнулся: Всевышний будто собирается сделать первому человеку маникюр.
Нет, Игорь, неспроста пришло тебе в голову это сравнение. В это самое время две молодые женщины Вера и Евгения делали маникюр. И думали о тебе хорошо. Все на свете неспроста.
Головы обоих фельдмаршалов были в шапочках из снега. Подошли Вера и Андрей Петрович. Расцеловались с гостем.
– Вы-настоящий мужчина, Игорь. Вы сдержали слово и приехали, - сказала Вера Яновна.
– Сегодня?
– Вчера. Остановился в отеле "Агни" на Невском. На пять дней. Это вам, Вера Яновна, - он протянул букет.
– Спасибо. Милые цветы.
– Очень малый срок. Не-даль-но-вид-но, - задумчиво сказал Андрей, он что-то видел в ауре Игоря.
Но и Игорь, внимательно, профессионально вглядывался в лица старых знакомых и, рассмеявшись, сказал:
– Поздравляю! Ваш "срок" дальновиднее моего.
– Мы должны поблагодарить вас, Игорь, за подарок. Картина сказочная! Но как вы увидели то, чего не было видно вообще?
– спросила Вера.
– Вы про малыша?... И про сову?... Я художник. Я вижу вашу оболочку... Например, недавно ваши эфирные и астральные тела были под угрозой. А что вы, Андрей Петрович, так многозначительно выразились: "недальновидно"?