Малыш
Шрифт:
На дороге стало многолюднее: то и дело встречались местные крестьяне, отвечавшие на приветствия Малыша. Детей почти не было — во всяком случае тех, что только и делают, что бегают за экипажами да попрошайничают. Дело в том, что в эту часть графства туристы заглядывают не часто, и протягивать руку за подаянием здесь просто бессмысленно. Конечно, если бы вдруг кто-нибудь из ребятишек попросил у Малыша милостыню, то пару медных монет он бы наверняка получил, но случай не представился.
К трем часам пополудни они достигли того места, где дорога на протяжении семи-восьми миль идет вдоль берега реки. Это Дрикси, приток реки Ли, которая впадает в один из самых удаленных заливов на юго-западе.
Если Малыш не хотел провести еще одну ночь под открытым небом, ему следовало увеличить дневной переход и дойти до Вудсайда, большого поселка в трех-четырех милях от Корка. До наступления темноты предстояло проделать немалый путь! Но Малыша это не пугало, а уж Бёка тем более.
«Вперед, — сказал себе Малыш, — еще один рывок, а там уж отдохнем, — времени будет достаточно».
Да, времени-то у него было хоть отбавляй! А вот насчет денег плоховато… Ба! Чего ради паниковать? Ведь у него целых четыре фунта золотом, да еще сколько-то там пенсов. С такой заначкой можно прожить не одну неделю…
Итак, бери ноги в руки и вперед, мальчуган! Небо затянуло, и ветер стих. Если польет дождь, то придется зарыться в стог сена, а это совсем не то, что один из гостеприимных постоялых дворов Вудсайда!
Малыш и Бёк прибавили шагу. Часам к шести вечера, когда до поселка оставалось не более трех миль, Бёк вдруг остановился и как-то странно заворчал.
Малыш тоже остановился и посмотрел на дорогу: пусто.
— Что с тобой, Бёк?
Пес громко залаял и опрометью кинулся к реке, до которой было всего шагов двадцать.
«Наверное, захотел пить, — подумал Малыш, — ей-богу, глядя на него, мне тоже захотелось освежиться».
Наш герой свернул к реке и вдруг увидел, что, подвывая и повизгивая, пес бросился в воду.
Малыш, пораженный поведением собаки, в несколько прыжков оказался на берегу и уже собрался позвать Бёка…
И тут в стремительно несущемся потоке он увидел ребенка. Пес схватил его зубами за одежду, вернее, за лохмотья. Но Дрикси река своенравная, в ней полно водоворотов. Бёк пытался плыть к берегу… Но псу никак не удавалось приблизиться к берегу, ему мешал ребенок, судорожно вцепившийся в густую шерсть.
Плавать Малыш умел, читатель помнит, что Грип его научил. Не колеблясь, он уже начал снимать с себя курточку, но тут Бёк, сделав невероятное усилие, сумел выбраться на берег.
Малышу осталось лишь нагнуться и, ухватив ребенка за одежду, оттащить беднягу в безопасное место, пока пес с лаем отряхивался.
Это был мальчик лет шести-семи, не больше. Глаза его были закрыты, голова запрокинута, он потерял сознание…
Можете представить себе изумление Малыша, когда, откинув с лица мальчугана мокрые волосы, он взглянул на бледное лицо…
Это был тот самый мальчишка, которого две недели назад, на дороге к замку Трэлингер, граф Эштон так жестоко ударил кнутом и из-за жалости к которому юный грум навлек на себя массу неприятностей.
Наверное, в течение двух недель бедный мальчуган блуждал по дорогам, идя куда глаза глядят… Сегодня после полудня он добрался до этого места, до берега Дрикси… быть может, захотел напиться… поскользнулся… упал в воду, и его подхватило течением… и если бы не Бёк, с его инстинктом спасателя, несчастный вскоре захлебнулся бы и исчез в водовороте…
Прежде всего следовало вернуть его к жизни, и Малыш старался изо всех сил.
Несчастное, жалкое существо! Бледное личико, выступающие скулы, худенькое изможденное тельце красноречиво свидетельствовали и перенесенных страданиях — голоде, холоде, усталости. Живот ребенка на ощупь был дряблым, как пустой мешочек. Но как же привести мальчишку в сознание? Ага, надо освободить его от воды, которой он наглотался, давить ему на живот, вдыхать воздух через рот… Да-да… именно такая мысль пришла Малышу в голову… И через несколько мгновений ребенок вздохнул, открыл глаза, и губы его прошептали: «Хочу есть… хочу есть!»
«I am hungry!» — вот извечный крик ирландца; с ним он родится, с ним же сходит в могилу!
У малыша еще оставалось кое-что из продуктов, купленных в Дикс-Майлз-хаусе. Взяв немного хлеба и сала, он сделал несколько крошечных бутербродов и вложил ребенку между губ. Тот мгновенно, с дикой жадностью, попытался их проглотить единым духом. Если бы Малыш его не сдерживал, то он бы наверняка подавился. Пища втягивалась в него, как воздух в пустую бутылку, в которой создали вакуум.
И вот мальчуган уже приподнялся и, казалось, ожил. Он посмотрел на Малыша и, поколебавшись, прошептал, узнавая:
— Ты… ты?…
— Я… Ты меня помнишь?
— На дороге… уж не знаю когда…
— Я… я знаю… мой мальчик…
— О! Не оставляй меня!
— Нет… конечно нет!… Я провожу тебя… Куда ты идешь?…
— Вперед… Я просто иду прямо…
— Где ты живешь?…
— Я не знаю… Нигде…
— Как же ты свалился в реку?… Наверное, пить захотел?…
— Нет.
— Значит, поскользнулся?
— Я… я упал… нарочно!
— Нарочно?…
— Да… да… а теперь я больше не хочу… если ты будешь со мной…
— Буду… конечно, буду!
Глаза Малыша наполнились слезами. Это просто ужасно — желать смерти в семь лет!… А виной всему отчаяние, толкнувшее этого мальчугана на смерть, отчаяние из-за нищеты, голода и обездоленности!…
Мальчик снова закрыл глаза. Малыш подумал, что сейчас не следует донимать его вопросами… Он все узнает позже. Впрочем, он и так знал его историю… Она одна у всех бедняков… да и у него самого… Правда, Малышу, наделенному незаурядной жизненной силой, никогда не приходила в голову мысль разделаться со своими несчастьями подобным образом!