Малюта Скуратов
Шрифт:
За Марьей и Христиной Скуратовыми-Бельскими установилась дурная слава. Их недолюбливали, а порой и прямо называли отравительницами. Репутация отца передалась дочерям: от них ждали злодейства. Как только какое-нибудь громкое преступление совершалось в шаге от русского престола, его немедленно примеряли к этим двум женщинам. Бог весть, передались ли им полное равнодушие отца к нравственному закону и его же холодность к чужой жизни. Существует вероятность того, что Малютины дочки непричастны ни к каким тайным убийствам.
Но народ думал иначе.
Псковская летопись содержит яркий фрагмент, превосходно показывающий, как относились современники к дочерям Григория Лукьяновича: «…злаго корени злая отрасль, яко же древняя змия льстивая, подойде княгиня Дмитреева
188
См.: Казанский П. Родословная Головиных, владельцев села Новоспасского. М., 1847.
От русских подобное отношение передалось иностранцам. Не напрасно Исаак Масса, голландский купец и дипломат XVII века, писал о Марье Скуратовой-Бельской: «Эта женщина… имея сердце Семирамиды, постоянно стремилась к возвышению и мечтала со временем стать царицей… постоянно убеждала своего мужа в том, что никто, кроме него, после смерти [царя] Федора [Ивановича] не может вступить на престол, хотя еще живы были другие, а именно [царевич] Димитрий…» И далее: «Во всех предприятиях ему (Борису Годунову. — Д В) помогала жена, и она была более жестока, чем он; я полагаю, он не поступал бы с такой жестокостью и не действовал бы втайне, когда бы не имел такой честолюбивой жены» [189] .
189
ПСРЛ. Т. 5: Псковские летописи. Вып. 1. Прибавления. Окончание списка Оболенского. С. 125.
Сын Малюты, Максим Григорьевич по прозвищу Горяин, рано умер и оставил по себе очень мало следов в источниках. Известно, что уже в 1576 году его не было в живых. Богдан Бельский, племянник Малюты, сделал вклад «по брате {39} по своем, по Максиме по Григорьевиче Бельском, по Малютине сыне по Горяине». Успел ли Максим Горяин жениться, не успел ли, ответа источники не дают. Скорее, второе: какие-либо наследники его не известны.
Другие члены семьи главного опричника также получили шанс на возвышение. Царь жаловал их неоскудно.
Надо полагать, Малюта строил великие планы на будущее.
И вот всё рухнуло.
Глава десятая
ЧЕСТНАЯ ГИБЕЛЬ
Опричнина шла к «закрытию» с весны 1571 года. Военные неудачи снизили ценность этого учреждения в глазах царя. Речь идет не только о разгроме Москвы в 1571 году и гибели Опричного двора в Занеглименье. Опричный отряд неудачно действовал и при осаде Ревеля (Таллина) в 1570–1571 годах. Летом 1571-го опричный боевой корпус — крупное воинское соединение — распался. Во второй половине того же года начала разрушаться
Приблизительно в период с июня до начала августа 1572 года Иван Васильевич составлял проект завещания. С удивительным равнодушием царь туда впишет краткое разъяснение для сыновей по поводу опричнины: «А что есьми учинил опришнину, и то на воле детей моих, Ивана и Федора, как им прибыльнее, и чинят; а образец им учинен готов». Очевидно, государь успел изрядно охладеть к своему любимому детищу.
Победа над крымцами Девлет-Гирея летом 1572 года, невозможная без участия земских войск и земских воевод, оказалась, вероятно, решающим аргументом против опричнины. Между концом августа и 20 сентября последние остатки опричной организации были расформированы. Исчезла опричная Боярская дума, существовавшая отдельно от земской, а само слово «опричнина» попало под строгий запрет.
Карьера незнатных фаворитов монарха оказалась под угрозой. На исходе 1572-го они должны были почувствовать себя людьми, стоящими на краю пропасти…
Государю Ивану Васильевичу предстояло решить: как поступить с «худородными» опричными вьдвиженцами. Они делились на две части. Во-первых, те, кто мог еще оказаться полезен. Во-вторых, те, в ком острой нужды не ощущалось.
К первой группе следует отнести толковых военачальников, дипломатов, администраторов. Иначе говоря, людей «безнинского» типа — тех, кто проявил к своему делу очевидные способности. Их оказалось не столь уж много.
Вторую группу составляли «исполнители», среди которых Малюта был самым «ярким» деятелем, и просто лояльные прихлебатели, собутыльники, шуты.
Самые никчемные, самые ненужные из тех, кто входил во вторую группу, оказались «отбракованными». Их просто опустили до уровня служебных назначений, адекватных их происхождению. Никакого воеводства, никакого сидения на высоких административных должностях. Влиятельные временщики вернулись к положению рядовых служильцев.
С «исполнителями» было сложнее. Они могли еще пригодиться. Отмена опричнины явилась своего рода компромиссом с верхушкой военно-служилого класса. Но казни никуда не исчезли. На протяжении грозненского царствования еще не раз грянут устрашающие репрессии. Они всего лишь сократятся в масштабах: не будет второго Новгорода, не будет второго «расследования» по «делу Федорова», не будет и нового лета 1570 года, когда за день могли публично уложить 120 человек… Но «исполнители» еще понадобятся. Например, когда царю потребуется травить собаками новгородского владыку Леонида, предварительно нарядив его в медвежью шкуру. Или когда придет черед «ликвидировать» знаменитого полководца и очень богатого вельможу князя М. И. Воротынского… Положительно, «исполнители» еще окажутся нужны. Вот только не в таких количествах и не столь часто, как раньше.
Перспективы Григория Лукьяновича после опричнины выглядят смутно. Оставил бы его царь при себе «на всякий случай»? Возможно. Но мог и не оставить: компромиссу, установившемуся в русском обществе после опричнины, не добавлял прочности тот факт, что рядом с монаршей особой присутствовала столь одиозная фигура — безродный палач, смертно ненавидимый тьмочисленной родней своих жертв. Почему бы не пожертвовать пешкой, отыгравшей свое? В конце концов, хорошего «исполнителя» на будущее можно выбрать и среди менее запятнанных кровью людишек…
А выбирать придется. И причина для этого — весьма серьезная.
Пока существовали две служилые иерархии — земская и опричная — карьера в них проходила по разным «правилам игры». В верхнем эшелоне земщины сохранялось традиционное для середины XVI века абсолютное преобладание «княжат» и старых боярских родов. А в опричнине царь мог «подтянуть» на самый верх людей никоим образом не родовитых. «Подтянуть» до определенного предела: в опричнине были свои местнические тяжбы, и царь Иван Васильевич хоть и мог порой обидеть более знатных людей, продвигая весьма худородного служильца, но отменить местнические счеты совсем, как систему, не имел возможности. Даже не пытался.