Мама, я демона люблю!
Шрифт:
На стенах висели ковры. Аляповатые, цветастые, безвкусные и гармонирующие друг с другом чуть меньше, чем кровяная колбаса с вареньем. Последнее, впрочем, я без труда сочетал ещё вчера. Знал бы, где окажусь сегодня, — добавил бы сверху молока. Сделал бы воспоминания ярче.
Чтобы посетители не сетовали на однообразие, уродливые ковры перемежались не менее уродливыми картинами. Прежде, чем оказаться перед нужной дверью, я ознакомился с жизненным циклом нынешнего правителя: от угловатого демонёнка с рогами разной длины на первом портрете до монструозного, закованного в шипастую парадную броню и восседающего на кроваво-алом троне существа на последнем.
И куда делась вся трагичная решительность? Я, как дурной мальчишка, которым себя и не помню, хотел хохотать. Имя Первого Тёмного там, наверху, произносят шёпотом и боязливо оглядываются, чтобы он вдруг не явился. А у него рога разной длины и секретарь. Последняя, кстати, строго рассматривала меня, пока я знакомился с сомнительными произведениями искусства в слишком ярких рамах. И не мешала, когда, испачкав палец сажей, коей в здешних углах в избытке, пририсовывал портрету усы.
— Назначено? — проскрипела старуха оголодавшего вида, продолжая строчить что-то в огромной книге заострённой косточкой. Косточка мелькала туда-сюда и окуналась в наполненный тёмно-красным сосуд так быстро, что, кажется, двигалась вовсе без участия писца. Тем более, что глаз секретарша так и не оторвала от меня.
— Нет, — ответила за меня Сели, выныривая из-за плеча и презрительно добавила: — Он же второго порядка.
— Да уж куда мне до первого, — покачал головой я. — Сиськами не вышел.
— Да, не вышел — демоница прошла демонстративно близко, почти коснувшись меня теми частями своего великолепного тела, которые, по всеобщему мнению, вышли ого-го. — А я пойду.
Сели схватилась за ручку высоченной, до самого потолка, двери, но свистнул хвост, прихлопывая её ладони и оставляя бардовые, быстро наливающиеся синевой полосы.
— Не пойдёшь, — констатировала старуха, словно так и не оторвавшаяся от письма.
— Останови меня, — фыркнула женщина и тут же поплатилась за наглость: старуха не зря ела свой хлеб и не просто так до сих пор избегала участи отправиться на корм Подземью.
Секретарь лишь слегка привстала, так и не соизволив выйти из-за стола целиком, но мелькнувшие меж деревянных ножек щупальца заставили бы содрогнуться кого угодно. Сели, скованная чёрными склизкими отростками по рукам и ногам, повисла вниз головой. Старуха поравняла пленённую демоницу со своим лицом и официальным тоном сообщила:
— Посещения по предварительной записи, по будням с девяти до половины шестого, по выходным до двух.
— Да как ты смеешь?! Да я… Да я… Ты знаешь, кто я?!
— Время для увеселения и любовниц ежедневно с полудня до половины первого, — мстительно закончила секретарь и разжала щупальца, позволив пленнице, предварительно ударившись головой о стол, соскользнуть вниз. — Бланки для подачи заявления на запись возьмёшь у входа. После того как заполнишь заявление на получение бланка. В трёх экземплярах.
Многочисленные ноги скрылись, точно и не появлялись, и вновь стали напоминать объёмный плед, коим женщина укутывалась от отсутствующих здесь сквозняков.
Я прокашлялся:
— Прошу прощения, уважаемая. Не найдётся ли у вас минутки?
Она удостоила посетителя полным подозрения взглядом поверх очков, но всё же великодушно дёрнула подбородком: говори, мол.
— О, Подземье!
— Шо?! — секретарь подскочила от неожиданности и заозиралась: очень уж внимательно я разглядывал её морщинистый лик.
— Нет-нет, — я поспешил успокоить старуху, — не двигайтесь! Вот так, прошу, замрите! — пришлось наклониться к самому её носу, так, что рассмотрел собственное отражение и следы липких пальцев на стёклах очков. — Вы прекрасны!
— Шо-о-о-о?! — старуха поразилась едва ли не больше, чем Сели, потирающая зад чуть в стороне и всё никак не желавшая убираться прочь.
— Вы прекрасны! — раздельно повторил я. — Крохотные глазки, складочки на подбородке, жидкие волосы! Вы прекрасны, кири! Теперь я понимаю, почему Первый Тёмный прячет вас здесь и никогда не позволяет выходить: вас же украдут у него!
Она не поверила ни на секунду. В конце концов, старая опытная демоница повидала на своём веку множество хитрецов. Но последний из них растворился в небытии давным-давно, а старушке иногда нужно развлекаться…
— Ну прямо! — она выпустила из рук косточку, и та правда продолжила строчить без чужого участия. — Ну хорош! — кокетливо отмахнулась она и, заметив, что я и правда замолчал, подсказала: — Ты продолжай, продолжай.
— Откуда столь яркий свет в этом мрачном месте? Неужели лишь вы освещаете его? Лишь вы одна, лишь вы…
— Пепита, — подсказала карга, чтобы я не сбивался.
— О, как сладостно произносить ваше имя! Оно варенье на моих губах!
— Пепита, ты в своём уме? — задала резонный вопрос Сели. — Позволишь ему ездить тебе по ушам?
Секретарь покосилась на демоницу:
— Завидно?
— А если и так! Не в твоём возрасте…
И это стало последней каплей:
— Что-о-о-о-о ты сказала про мой возраст?!
Сели понесло:
— А что, неужели соврала? Ты старше всех демонов Подземья вместе взятых! Сколько ты здесь сидишь? Не удивлюсь, если с самого появления резиденции. И столько же гадишь, — закончила она, раскрасневшись.
Пепита медленно поднималась, вырастая всё выше и выше над столом. Щупальца словно собирались из темноты, притаившейся в углах, и всё росли, росли, росли, возвышая её над нами. Когда, чтобы хоть как-то рассмотреть лицо секретаря, пришлось задрать голову, до Сели дошло, что пора бежать. Демоница завизжала и кинулась наутёк, но поздно: одно из щупалец обвило её щиколотку, дёрнуло и потянуло. Нет, не к сварливой сухонькой старушке, а к истинному виду демона, коим она всегда и являлась: к огромной, чёрной, влажной пасти, скрываемой столом.