Шрифт:
«Ночь придает блеск звездам и женщинам»
(Д. Байрон)
«Вы созерцаете звезду по двум причинам: потому, что она сверкает, и потому, что она непостижима. Но рядом с вами сияние более нежное и тайна более глубокая – женщина»
(В. Гюго)
«Женщина – великое слово. В ней чистота девушки, в ней самоотверженность подруги, в ней подвиг матери».
(Н.А. Некрасов)
Всем женщинам вселенной посвящается.
ПРОЛОГ
Стая голубей белым облаком поднялась над Мегаполисом, с первыми лучами восходящего солнца. Сделав круг над впивающимися в небо чёрными силуэтами небесных комплексов, голуби повернули на север. Они летели туда, где ещё можно было увидеть и услышать шумящие листвой деревья, зелёную и сверкающую каплями росы траву. Где, тишина и покой. Где, укрывшись под густыми кронами от палящего солнца, можно вдоволь наесться зелёными и жёлтыми гусеницами, напиться росой, прохладными сверкающими шариками скапливающейся в центре листьев. А потом, ничем не беспокоясь, дремать, усевшись на кирпичной, местами покрытой мхом ограде, до самого вечера.
Здание монастыря красным кирпичным пятном выделялось на фоне современных полимерметалбетонных коробок Мегаполиса и совершенно не вписывалось в геометрически идеальный урбанизированный пейзаж, созданный билдинг-принтерами. И, скорее всего, поэтому монастырь, спустя многие и многие годы, так и остался на окраине. Казалось, что современность бежала от этой, спрятавшейся за узкой полоской зелёных насаждений, старины.
Сразу за стенами монастыря широкой лентой протянулась автострада, связывающая Мегаполис с другими, такими же урбанизированными монстрами. Прямая, как струна, она терялась за горизонтом в обе стороны.
Далее за границей автострады начинались свалки и промышленная зона.
Громадные площади были заняты тоннами мусора – отходами жизнедеятельности Мегаполиса. Свалки, вечно покрытые желтоватой дымкой ядовитых испарений, походили на горную гряду.
За свалками располагались корпуса промышленной зоны. Тёмными силуэтами, проступающими сквозь желтизну испарений, корпуса возвышались над грудами отходов, закрывая собой полнеба. Они соединялись с Мегаполисом многокилометровыми подземными тоннелями – транспортными и пассажирскими, движение по которым никогда не прекращалось. Снабжая Мегаполис всем необходимым, взамен промышленная зона высасывала из него жизнь, в прямом смысле этого слова.
Каждое утро, сотни тысяч рабочих, живой бесформенной массой, похожей на мясной фарш, засасывались в тоннели и перекачивались по ним к корпусам промышленной зоны. До отвала накормив этих чудовищ своей энергией, потом и кровью, люди на какое-то время возвращались к подобию жизни, что бы набравшись сил, снова отдать их на благо процветания общества и национальной безопасности.
Ах, это «Благо Общества»! Ах, эта «Национальная безопасность»! Как много всего, можно оправдать, руководствуясь этими понятиями, как много можно объяснить.
«Земля превыше всего! Земля наша гордость, наш дом! Мы – дети Земли. Мы Земляне. Мы обязаны всем нашей матери Земле. Мы все в неоплатном долгу перед ней. Так, защитим же Землю! Защитим нашу мать от всего, что ей угрожает! Не жалея жизни!! До последней капли крови!!».
И защищали. И отдавали. И умирали во благо и за честь. А те немногие, кто оставались в живых, становились примером. Их награждали и славили, о них слагались песни, и вот уже миллионы молодых, глядя на них, снова соглашались ради «Блага общества» превратить себя в фарш, что бы спустя немного времени оказаться в выгребной яме.
Последняя война изменила всё. Будто огромным ластиком она стирала города, страны, нации. Упразднив границы, она сделала всех Землянами. Вместе с миллиардами подданных, в небытие ушли короли и королевские семьи – великие, в прошлом, землевладельцы. Отпала необходимость в религии. «Если бог допустил такое, то это не бог!» – кричали люди, разбивая кресты и полумесяцы, без разбора разнося в щепки буддийские, иудейские и прочие храмы, сжигая на кострах ненависти святые книги и учения пророков, присваивая золото. Но надежда, как неугасимое пламя, тусклым язычком тлеющее в закопчённой лампаде, возрождало старые и порождало новые образы, символы и тотемы за которыми можно было спрятаться от безысходности.
Изменилось многое, но порядок отношений в обществе остался прежним. Общество, как и прежде, делилось на классы. Богатые и бедные. Рабы и диктаторы. Властители и плебеи. Имущие стали ещё богаче, а не имущие, как и прежде, полностью зависели от них.
Просто взамен одним пришли другие.
Они, как в прочем и всегда, захватили власть и делили её между собой, как волки делят тушу украденной овцы, хватая и чавкая. Они грызли друг другу глотки, пока не поняли, что из-за одной не поделенной овцы, могут потерять всё стадо. Тогда они договорились. Они разделились на тех, кто у власти и правит, и на тех, кто обеспечивает безопасность, на пастухов и овчарок. А те, кто не хотел договариваться, так и остались волками. Потом, по результатам всеобщего голосования, волкам вскрыли глотки, но не всем. Небольшую часть решено было оставить. Волки держали в страхе стадо и оправдывали расходы на содержание овчарок. Менялось многое, но инстинкты, заложенные самой жизнью, остались.
Они, как и прежде, сбивались в стаи. Стая – это воля. Стая – это сила. Когда ты в стае – ты в безопасности. Просто со временем это стали называть иначе: кланы и союзы, коалиции и партии, просто сообщества и так далее.
Два клана Салливоны и Экслины правили планетой. Они создавали законы и обеспечивали их выполнение. Они решали чему быть, кому кем стать, кому жить, кому умереть. И эти законы были просты и понятны. Если ты не в клане или, хотя бы, не приближен к нему, то ты овца, которую рано или поздно, либо превратят в фарш, либо скормят волкам.
Но были и те, кто, презрев понятия и законы, выдуманные, не ведомо кем, бросали всё и уходили, преследуемые и гонимые. Они покидали эти нагромождения из стали, полимеров и бетона, заполненные гниющей плотью и уходили за горизонт, унося свои жизни с собой. Бродяги, вечно идущие по обочинам автострад, в поисках лучшего, они не будут больше кормом власть предержащих. Они отдадут свои жизни вечности.
Путь назад в Мегаполис, таким как они, был заказан. Они бросали детей на пороге монастырского приюта в пластиковых коробках и уходили, не оглядываясь, оставив им только свою гордость и любовь к свободе.