Мама
Шрифт:
– На всю жизнь. – Добавила сестра Вероника.
– Я завидую тебе, Анна. Скоро ты станешь сестрой, такой же, как и все, как мы, как матушка Тереса.
Анна улыбнулась и взяла сосуд из рук сестры Вероники.
– Пей.
– Пей и ложись. Всё остальное мы сделаем сами.
Анна поднесла сосуд к губам. Сёстры Гедемина и Вероника улыбнулись ей, подбадривая. Их лица раскраснелись, дыхание сделалось шумным, а глаза сияли от возбуждения.
На вкус снотворное оказалось сладким, будто фруктовый сок.
– Вот, молодец. А теперь ложись.
– Анна забралась на кушетку и улеглась ближе к середине.
По телу разлилось тепло. Появилась приятная истома. Веки начали тяжелеть. Всё вокруг стало ей безразлично. Она смотрела на происходящее из-под полуопущенных век, будто со стороны.
Глава 4
Анна проснулась в своей келье утром. Тело горело под одеждой, будто его тёрли чем-то шершавым. Голова была ясной, мысли, как всегда, светлыми. Она села на кровати, зевнула и почувствовала пощипывание в левой части груди. Спрыгнув на пол босыми ногами, она встала перед зеркалом и спустила рубашку с плеч. Прямо над левым соском Пресвятой Лик Гермионы Заступницы переливался всеми полутонами настроения Анны. Гермиона зевнула, с трудом разлепила веки и едва растянула губы в улыбке.
По сути, как ей потом объяснила сестра Гедемина, татуировка лика Гермионы – это просто экран, состоящий из миллионов нано-экранов, вживлённых в тело Анны в виде имплантатов. Экран всегда показывал одно и то же, а именно Светлый Лик Пресвятой Гермионы Заступницы. Но, связанный с нервной системой, Лик изменялся в зависимости от настроения носителя. Индикатор эмоций – он никогда не обманывал.
Гермиона стала для Анны первой и лучшей подругой, подругой, которой признаются в том, в чём многие не всегда признаются даже родителям. Они стали сёстрами.
– Здравствуй милая! – восклицает Анна, и Гермиона весело подмигивает подружке, зелёными проницательными глазами. – Что же мне делать, милая Гермиона? Сестра Ангелина не хочет расстаться со мной? Мы теперь просто сёстры, а ей и невдомёк, что её маленькая Анна уже выросла? Что ей уже впору монашеская сутана и накидка. Что она уже не носит чепчиков и пижамок, и гольфиков, и трусиков с кружавчиками? – Гермиона чуть сдвигает брови и кивает с пониманием, на которое способна только настоящая подруга. Анна складывает ладони перед грудью. – Ах, милая подружка, ты как всегда права. Всё изменится со временем, а пока я буду щадить свою названную маму, ведь она была так добра ко мне. Спасибо тебе милая Гермиона! – Приблизив лицо к зеркалу, и вытянув дудочкой губы, Анна целует подружку и та светится благодарной улыбкой.
– А ещё сестра Элла. Она зла на меня и обижена за то, что всё у меня получается лучше, чем у неё. Но я в этом не виновата. Виновата только сама сестра Элла и её лень. Мне иногда хочется отлупить её посильнее, но потом я вспоминаю, что мы сёстры и всё проходит.
Гермиона снова подмигивает ей.
– А ещё есть сестра Моника. Она очень нравится мне и мы с ней всегда вместе. Мы с ней подруги, как и с тобой. Сестра Моника всегда всё знает. Она говорит, что мы вырастем, и будем служить. А, что такое служить, милая подружка?
Гермиона улыбается и пожимает плечами.
– Хорошо, милая подружка, я спрошу у сестры Моники ещё раз.
Вздохнув, Анна стянула шнурки рубашки, и закрепила ворот сутаны. Она улыбнулась, забралась коленями на кровать и посмотрела в окно.
За крошечным окошком кельи уже зарождалось утро нового дня. Кукушечка, извиняясь, выглянула из часового домика и пять раз сообщила о том, что монастырь проснулся.
Глава 5
Жизнь в монастыре напоминала период весеннего разлива рек, когда вырвавшись на свободу, вода заполняла каждую впадинку, каждое углубление. Точно так же каждая минутка каждой монахини была расписана и заполнена деяниями.
Весь день они либо занимались образованием, либо получали профессиональные навыки, либо молились, либо исполняли обязанности. Свободным временем считался один час на еду с двенадцати дня, и шесть часов с двенадцати ночи, для сна и планирования дел на следующий день. На самом деле радужным всё было только на плакате у входа в приют. Монахинь готовили к тяжёлой жизни. Действительность диктовала свои условия.
Понимая, что с сиротским прошлым в обществе, где всё зависит от принадлежности к тому или иному клану, на многое рассчитывать не приходилось, руководство монастыря готовило из монахинь высококлассных секретарей и хоум-менеджеров. Отточив до филигранности мастерство воспитанниц, монастырь занял нишу в сфере подготовки специалистов особого уровня. Этот живой товар пользовался спросом безоговорочно, что позволяло монастырю не просто выживать. Экономика, многоуровневый менеджмент, психология и логистика, этикет, основы инжиниринга, педагогика, медицина, искусство в сочетании с общеобразовательными дисциплинами позволяли девушкам занять зависимое, но стабильное положение в обществе и обеспечить себе безбедную старость.
Привычная сфера деятельности выпускниц приюта – это управление элитными клубами, гостевыми холлами и увеселительными заведениями высшего разряда, ведение домашнего хозяйства элитных особняков и имений, секретариат высшего класса. На общем фоне их выделяли безупречными манерами и риторикой, идеальным внешним видом. На них останавливали взгляд, к их мнению прислушивались, им доверяли. Не многим из них удавалось завести семью, основная же масса проживала отведённое им время в одиночестве.
Всё в их жизни занимала работа. Безрадостная картина, но другой возможности найти своё место в обществе для сирот просто не существовало. Всё же это лучше чем работать в цехах или служить в армии, где многие не дотягивали и до сорока.
Достигнув шестнадцатилетнего возраста, девушки отбывали к месту будущей работы, о котором узнавали только в день отбытия. Им суждено было, до конца жизни оставаться высокообразованной дорогостоящей собственностью кого-то из числа элиты. Владение личным хоум-менеджером считалось престижным, являлось элементом роскоши, одним из показателей успешности владельца.
На этом детство и юность монахинь заканчивались, и начиналась суровая взрослая жизнь, к которой их так долго готовили. Этим же их жизнь и заканчивалась. Выбирать не приходилось.
Но в редких случаях, и только если на то было согласие матушки Тересы, некоторым улыбалось счастье остаться в обители, презрев мир и посвятив всю жизнь служению. И тогда каждый появившийся в монастыре ребёнок становился их собственным. Всю свою не растраченную любовь и материнскую нежность монахини изливали на сирот. Такой же была и сестра Ангелина, наречённая мать Анны.
Глава 6
В коридоре уже слышались шаги. Монахини покидали свои кельи и спешили к утренней молитве. Сегодня Анне выпала обязанность дежурить по трапезной. В пять утра, умывшись и одевшись, она понеслась к месту исполнения обязанности.