Мамай. История «антигероя» в истории
Шрифт:
Весьма своеобразно подошли к вопросу о «цареубийствах», приписываемых Мамаю, некоторые современные исследователи из Татарстана. Прямо обвинить бекляри-бека в убийстве ханов означало бы бросить тень на всю Золотую Орду, а свою миссию татарские ученые видят в том, чтобы реабилитировать это государство в истории — и, надо отдать им должное, многое в этом направлении уже сделано. Но, не желая (или не имея возможности) полностью отойти от стереотипа Мамая как антигероя, они стараются лишь «смягчить» обвинения, предъявляемые ему более радикальными авторами. В результате татарские исследователи признают, что конфликты Мамая с собственными ханами имели место, но их последствия видятся этим историкам несколько иначе, чем их русским коллегам.
Так, например, по утверждению ряда авторов, хан Абдаллах, тяготившийся зависимым положением от Мамая, около 1370 г. бежал от бекляри-бека в Булгарию или на Урал. [506] Ту же участь татарские историки отводят и следующему «Мамаеву» хану Мухаммаду: якобы он, в свою очередь, желая вырваться из-под власти временщика, бежал и обосновался на Северном Кавказе. Не имея «под рукой» еще какого-нибудь значительного представителя рода Джучидов, Мамай был вынужден возвести на ханский трон свою супругу Тулун-бек — по мнению некоторых исследователей, именно она фигурирует в источниках под именем «царя Туляка». [507] Эти версии противоречат данным письменных источников и нумизматическому материалу, содержащим совершенно иные данные о хронологии правления упомянутых монархов. Но зато они прекрасно дополняют образ Мамая как узурпатора, поскольку не только убийство, но и свержение законных ханов, замена их своими новыми ставленниками вполне укладывается в значение этого термина.
506
Шамси 2008,
507
Миргалеев 2003, с. 36-37; 2007, с. 218. Оригинальное опровержение версии о «царе Туляке» именно на основе его отожествления с Тулунбек предложил А. П. Григорьев: якобы чеканщики монет Тулунбек ошиблись в дате, и на самом деле ее правление приходится на 1381-1382 гг. [Григорьев 1983, с. 43-44; 2004а, с. 109, 116]. Эта версия, впрочем, также не подтверждается источниками [см.: Сидоренко 2000, с. 286].
Таким образом, даже отрицая некоторые построения российских историков, их татарские коллеги в полной мере следуют созданному ими стереотипу о Мамае как узурпаторе, посягавшем на жизнь ханов — собственных ставленников. Следовательно, образ Мамая как антигероя оказался весьма убедительным.
ГЛАВА ШЕСТАЯ.
СОВРЕМЕННЫЕ МИФЫ О МАМАЕ
О происхождении Мамая
Как мы убедились, разные мифы о Мамае и его деятельности возникали в различные эпохи — от времени сразу после его гибели до недавнего прошлого. Однако мифы о нем не менее успешно создаются и сегодня. Их творчеством активно занимаются некоторые историки (в том числе и лица, имеющие ученую степень) и в особенности публицисты. Свою задачу современные мифотворцы видят либо в привлечении внимания к самим себе, либо в безоговорочной поддержке уже существующих мифов с помощью «вновь открытых фактов». Но если ранее историки хотя бы давали себе труд проанализировать сведения источников, лишь истолковывая их по-своему, то их достойные продолжатели даже не дают себе труда изучить какие-либо работы — они строят свою позицию на домыслах и «сенсационных открытиях», источник которых остается для всех тайной за семью печатями.
В отличие от вышерассмотренных мифов, так сказать, концептуального характера (задачей которых было формирование и обоснование образа Мамая как главного врага Руси), эти мифы носят как бы «вспомогательный» характер, поскольку призваны служить дополнительными аргументами в пользу прежних, «основополагающих» построений. Например, в подтверждение мифа о Мамае как узурпаторе и сепаратисте современные авторы создают собственные версии о его происхождении.
Так, Л.Н. Гумилев вывел генеалогию Мамая от Сачабеки, предводителя рода кият-джуркин — дальнего родича Чингис-хана и его неудачливого соперника в борьбе за власть, в этой борьбе и погибшего: Чингис-хан обвинил его в измене и приказал задушить. [508] Для такой версии нет никаких оснований — если не считать, что и Сача-беки, и Мамай принадлежали к монгольскому клану («кости») киятов. Однако такая генеалогия блестяще укладывается в образ Мамая, созданный Л.Н. Гумилевым и его последователями: образ врага (причем потомственного!) потомков Чингис-хана и возглавляемой ими Золотой Орды, а следовательно — и русских князей, являвшихся верными вассалами золотоордынских ханов-Чингизидов. Мамай якобы мстил Чингизидам за то, что их предок Чингис-хан в свое время расправился с его предком Сача-беки! Тот факт, что Мамай в течение всего своего пребывания у власти возводил на ханский трон своих ставленников из рода этих самых Чингизидов и всю жизнь посвятил борьбе за объединение Орды, в эту концепцию не вписывается, а потому Л.Н. Гумилев и его сторонники его попросту игнорируют. Они предпочитают уверять читателей в существовании 200-летней вражды на каком-то прямо-таки «генетическом уровне» между потомками степных вождей XII в. И это — несмотря на то что Мамай и его роственники-кияты жили и действовали в совершенно другом государстве, имели тесные семейные связи с ханским домом и даже соотносили себя с ним (вспомним, например, эпизод с Ак-Бугой киятом, который причислял себя к ханскому роду)!
508
Гумилев 1992, с. 291.
Версия Л.Н. Гумилева при всей ее натянутости и тенденциозности тем не менее не опровергает монгольского происхождения Мамая и даже его родства с домом Чингис-хана. Зато другие авторы в этом вопросе идут гораздо дальше, давая волю своей фантазии и неким логическим построениям.
Так, А.А. Шенников предложил весьма экзотическую версию происхождения Мамая. Он посчитал почему-то, что его предок был «либо монгол из числа киятов, приставших к меркитам, либо меркит, каким-то путем присвоивший родословную одного из этих киятов». При этом исследователь опирается на русскоязычный источник XVI в. — «Родословец Глинских князей», посчитав, что упомянутый в нем «царь Токтоспа» — это искаженное имя меркитского вождя XII в. Токтога-беки, тоже в свое время боровшегося с Чингис-ханом и погибшего в бою с его войсками. [509] Впрочем, эта версия, основанная лишь на приблизительном сходстве имен, уже была признана исследователями неубедительной. [510] Э.С. Кульпин, доктор философских наук из Москвы, пошел еще дальше, посчитав Мамая чжурчженем — выходцем из северокитайского государства Цзинь, разрушенного, кстати говоря, Угедэем, наследником Чингис-хана, еще в 1234— 1235 гг. При этом исследователь ссылается на «Памятник Куликовского цикла» — «Сказание о Мамаевом побоище». [511] В самом деле, в «памятниках» (правда, в «Задонщине», а не «Сказании…») присутствует этноним «хинове», однако применительно не только к Мамаю, но и ко всем татарам. [512] Почему Мамай и его подчиненные для автора «Задонщины» — «хинове», для нас, честно говоря, остается загадкой. Впрочем, если мы вновь обратимся к исследованиям «Задонщины» и в особенности к рассмотрению этого произведения как подражания «Слову о полку Игореве», то увидим, что это загадочнее слове «хинове» («хинова») встречается в «Слове…» трижды. Исследователи высказывают разные предположения о его этимологии, но на сегодняшний день преобладает мнение, что это не что иное, как обобщающее понятие народов, враждебных Руси; возможно, впрочем, оно некогда обозначало и конкретный народ — например, «кунов», т. е. половцев-кипчаков. [513] Тем не менее упоминание Мамая с эпитетом «хиновин» подвигло Э.С. Кульпина на создание собственной концепции о его происхождении, также обосновывающей его образ как «врага Руси и Золотой Орды». Якобы, являясь выходцем из Китая, Мамай в Орде был чужаком, а потому вознамерился захватить Русь и создать на ее территории собственное оседлое государство, поскольку и сам, будучи китайцем, являлся носителем оседлых традиций. [514] Что же, такое намерение и в самом деле приписывалось Мамаю в «памятниках Куликовского цикла» [515] и, как мы предположили выше, в слухах, распространявшихся на Руси перед Куликовской битвой. Соответственно, мифологический характер этого сообщения не подлежит сомнению, равно как и тенденциозность самого источника. Тем не менее Э.С. Кульпину оно представляется вполне достоверным, поскольку прекрасно вписывается и его концепцию о взаимоотношениях Руси и Орды. Непопятно, правда, почему Э.С. Кульпин не посчитал Мамая еще и византийцем — ведь в тех же «памятниках Куликовского цикла» бекляри-бек фигурирует не только как «хиновин», но и как «еллин», т. е. в буквальном смысле — грек…
509
Шенников 1981, с. 9.
510
Трепавлов 2007б, с. 343.
511
Кульпин 2006, с. 104.
512
Сказания 1982, с. 7, 9, 10, 12, 13.. См. также: Рудаков 2009, с. 135-136.
513
Словарь-справочник 1984, с. 120; Энциклопедия 1995, с. 179-183. Н. И. Костомаров в свое время принял «хиновинов» за хивинцев [Костомаров 1990, с. 218].
514
Кульпин 2006, с. 101-106. Собственно, отождествить таинственных «хинов» из «Слова о полку Игореве» с чжурчженями впервые предложил Л. Н. Гумилев [Гумилев 1992а, с. 235-237; ср.: Зимин 2006, с. 61, 128, 252]. Однако его толкование вызвало возражения со стороны как историков, так и лингвистов [Энциклопедия 1995, с. 182-183].
515
Памятники 1998, с. 226, 253-254.
Современные
516
См., напр.: Смiщук 2007; Болотин 2006. Интересно отметить, что и Л. Н. Гумилев в своих ранних работах считал Мамая «потомком половецкого хана Акопы из рода Кийян» [Гумилев 2008, с. 159].
517
Звягин 2010, с. 184-186.
518
См., напр.: Ткаченко; Ткаченко 2007.
519
В. Д. Черный вполне обоснованно усомнился в реальном присутствии «половцев» в войске Мамая, обратив внимание, что в «памятниках Куликовского цикла» среди его сторонников фигурируют даже печенеги, на самом деле сошедшие с исторической сцены еще в первой половине XI в. [Черный 2008, с. 70-71].
Казанский историк А.Г. Мухамадиев и украинский автор Г.С. Заплотинский без всяких на то оснований относят Мамая к темникам мангытов, т. е. ногайцев. [520] При этом оба автора не ссылаются на источники или хотя бы исследования, ограничиваясь собственными утверждениями. В частности, Г.С. Заплотинскому с помощью этой версии удалось логично «достроить» свою концепцию о роли темников в формировании мангытского (ногайского) этноса.
Еще одна версия происхождения Мамая предложена в сочинении, представляющем собой историографический курьез. Речь идет о «Джагфар тарихы», которое якобы является сочинением конца XVII в., в свою очередь базирующимся на древних булгарских летописях, не сохранившихся до нашего времени. На самом деле это фальсификация XX в., подготовленная «булгаристами», считавшими, что современные татары Поволжья являются потомками волжских булгар. [521] В этом сочинении Мамай предстает, естественно, выходцем из Волжской Булгарии, сыном эмира Хасана — славным представителем правящего булгарского дома и, соответственно, великого булгарского народа, чью историю якобы постарались исказить последующие татарские, русские и советские историки (которых-то составители «Джагфар тарихы» и считают настоящими фальсификаторами). [522] Таким образом, Мамай в данном случае — всего лишь символ, «разменная монета» в борьбе «булгаристов» заторжество их идей. Естественно, чем более знаковые фигуры истории зачисляются ими в «булгары», тем достовернее, на взгляд создателей «Джагфар тарихы», выглядит созданная ими фальсификация!
520
Мухамадиев 2005, с. 149; Заплотинський 2007, с. 12-13.
521
Подробнее об этом течении см.: Франк 2008. Оценку «Джагфар тарихы» см.: Шамильоглу 2007.
522
См.: Бегунов, Нурутдинов 2007. Интересно отметить, что некоторые «булгаристы» придерживаются прямо противоположной позиции: якобы булгары (т. е. поволжские татары) и сами немало претерпели от Мамая [см. подробнее: Широкорад 2004, с. 169; ср.: Овруцкий 2001]. Интересно отметить, что казахстанские историки, считая Золотую Орду предшественницей Казахского государства, тем не менее ни в коей мере не соотносят Мамая с казахами; аналогичной позиции придерживаются и их монгольские коллеги, считающие Золотую Орду «монгольским государством» [см., напр.: Пищулина 1980; Дашдаваа 2009, с. 48].
Пожалуй, к числу наиболее «честных» мифотворцев следует отнести тех, кто, однозначно разделяя стереотип о Мамае как о «враге всего человечества», даже не старается выяснить его корни и поэтому просто отмечает, что «его происхождение неизвестно» или что «неизвестно, откуда он взялся». [523] Происхождение бекляри-бека от рода кият и его родство с домом Чингизидов они просто «забывают». А раз Мамай — «чужой», «неизвестный» и «безродный», то он с большой вероятностью — враг, что в очередной раз убеждает нас, насколько живучим и убедительным оказывается его стереотип, созданный еще в конце XIV-XV вв.
523
См., напр.: Чивилихин 1982, с. 85; Марков 1990, с. 115; Широкорад 2005б, гл. 12.
О соратниках Мамая
Некоторые современные «научные сенсации», касающиеся эпохи Куликовской битвы, казалось бы, не имеют отношения к создаваемому негативному образу Мамая напрямую. Однако они косвенно дополняют его, делая более достоверным и убедительным. К числу таковых можно отнести некоторые «озарения» современных мифотворцев об истинных или мнимых соратниках Мамая.
С целью усилить образ Мамая как врага Руси историографы не постеснялись «приписать» ему и деяния других ордынских деятелей того времени. Наиболее яркий пример такого подхода представляет собой современное толкование сведений о деятельности золотоордынского деятеля второй половины 1370-х гг. — Арабшаха из рода Шибана. [524] Этот царевич, как мы помним, сначала состоял на службе у своего двоюродного брата — сарайского хана Каганбека, а затем сам стал ханом в Сарае, энергично соперничая с Мамаем за контроль над Поволжьем. Однако в современной интерпретации он вдруг превратился из соперника Мамая в его соратника и вассала! Несмотря на то что и летописные источники, и нумизматический материал свидетельствуют о том, что Арабшах не имел никакого отношения к Мамаю, современные историки раз за разом повторяют эту версию.
524
А. Б. Широкорад по неизвестной причине счел Арабшаха «младшим братом хана Синей Орды Уруса» [Широкорад 2005б, гл. 13], хотя Г. Е. Грумм-Гржимайло еще в 1930-е гг. отмечал, что «Арабаш — Шейбанид, родослдовная которого установлена» [Грумм-Гржимайло 1994, с. 120].
Прежде всего, отрицая прямые указания летописей на то, что именно войска Мамая разгромили нижегородские дружины на р. Пьяне в 1377 г., пока Арабшах был «на Волчьей Воде», [525] они приписывают победу на Пьяне именно Арабшаху. А чтобы столь откровенное отрицание летописного сообщения не бросалось в глаза, то делают «логический вывод»: Арабшах, оказывается, состоял на службе у Мамая и воевал с русскими по его приказу! [526] Некоторые авторы идут еще дальше и утверждают даже, что Арабшах принял участие в Куликовской битве на стороне Мамая! [527]
525
См., напр.: ПСРЛ 1949, с. 193; Повесть 19856, с. 152-153.
526
Карамзин 1993, с. 30; Савельев 1837, с. 387; Храмцовский 1857, с. 26; Фахретдин 1996, с. 102; Будовниц 1960, с. 438; Грумм-Гржимайло 1994, с. 120; Гумилев 1995, с. 172; Дегтярев, Дубов 1990, с. 308; Мизун, Мизун 2005, с. 142; Широкорад 2004, с. 152; ср.: Широкорад 2005б, гл. 13; Шамси 2008, с. 38-39. Довольно оригинальной представляется позиция историка и публициста середины XIX в. М. Погодина: он считает Арабшаха предводителем «шайки» (т. е. действовавшим независимо), но на следующей же странице утверждает, что Мамай отправил свое войско на Вожу, чтобы наказать русских князей за поход против мордвы, оказавшей поддержку Арабшаху! [Погодин 1837, с. 105-106]. Ср.: Каргалов 1980, с. 28-29. Ю. Е. Варваровский предположил, что Мамай и Арабшах объединили свои силы для разгрома русских [Варваровский 2008, с. 105].
527
См., напр.: Щербаков, Дзысь 2001, с. 21.