Мамины рассказы

Вентлянд Валентин Адамович

Папу мобилизовали (осенью в октябре 44), но не на фронт, у него всё-таки не было больше половины лёгкого, а на работы, трудармия (термин, который был во время войны в СССР). Собственно, папа работал у бауэра (хозяйство Paulehof под Ландсхутом - Landshut), выполнял работы по хозяйству, в поле, на ферме, делал свою привычную крестьянскую работу, работников в тылу не хватало.

Последний переезд в Германии, в местечко под Потсдамом. Мама с поезда попала в больницу. По банальной причине (о чём я узнал гораздо позже): мама была в положении, папы уже с ними не было. Мама сама себе прямо в поезде (в тамбуре, что ли??) сделала аборт. Потеряла много крови. Маму сняли с поезда, а дети вместе с бабушкой уехали на поезде. После выписки ей в больнице дали мокрую провонявшуюся одежду, солдатскую шинель (своей тёплой одежды у неё не было). Надо было найти свою семью, она шла пешком, до нужного местечка было 12 км. По дороге её подобрал мужчина на телеге. Оказался пленный француз, который работал в городке, вёз пустые бидоны из-под молока. Медленно, не торопясь, они ехали на телеге и он на ломанном

немецком языке (пол Европы разговаривало на "ломаных" языках, и понимали (!) друг друга), он пытался разъяснить маме свои мысли: "Зачем война? Зачем убивать один другого? Зачем смерть, зачем кровь? Пусть Гитлер и Сталин, - и он показал жестом кулак по кулаку, - и всё". Он несколько раз повторил свои слова, жесты, чтобы мама лучше его поняла. Пленный чувствовал, что война скоро закончится, и надо было просто перетерпеть, дождаться конца войны, остаться живым. Когда мама, усталая, голодная, добралась до нового местожительства, все дети высыпали её встречать, обнимали, радовались, каждый стремился маму покормить, угостить вкусненьким.

Ещё один эпизод во время переезда. Поезд проезжал через Берлин, долго маневрировала по путям и между вокзалами. Были и бомбёжки. Иногда поезд достаточно долго стоял на перроне, или просто на путях. Перед очередным отправлением тепловоз давал долгий гудок, чтобы вышедшие на перрон люди успели сесть на поезд. Мамы как раз не было, и все дети были на попечении бабушки. На одной из остановок девочки Марта, Герда, Женя с Леной пошли в туалет у вокзала, плата за пользование 10 пфеннигов. Вначале туалетом воспользовались старшие девочки, последней пошла Лена. И тут раздался гудок их тепловоза. Девочки услышали и побежали на перрон к поезду. Лена попыталась открыть ручку, но что-то заело, и дверь не открывалась. А тепловоз призывно гудел, предупреждая о скором отъезде. В голове пронеслось напутствие старших "Запомнили гудок? Как только услышите, сразу бегите к поезду и садитесь в свой вагон". Мелькнула мысль, что если не получится открыть дверь, то она отстанет и навсегда потеряет свою семью, никогда не увидит маму, бабушку... Она дёргала ручку, но замок не поддавался. Женя с другими девочками тоже побежала к поезду, но по дороге она заметила, что Лены нет, и побежала назад.

– Лена, ты здесь?

– Да, ручка не открывается, - со слезами в голосе, с отчаянием кричала Лена.

Они вдвоём дергали ручки. Гудок оборвался. "Всё поезд ушёл". Но тут замок поддался - дверь открылась. "Бегом! Не отставай!" - крикнула Женя, и они побежали. Конечно, Женя прибежала первой. Они успели, вскакивали в уже уходящий поезд. Лене ещё не было семи лет.

В одном из городков мама решила испечь блинов, муки не было. Она решила сходить одолжить муки у знакомых немцев с Украины. Было раннее утро, Женя увязалась с ней за компанию: "Хорошо, Женьхен, пойдём вместе". На немецкий манер родители называли детей Женьхен, Ленхен. Городок был небольшой, но идти надо было с одной окраины на другую. По дороге началась бомбёжка. Полиция заставляла всех пройти в убежище. Бомба попала в дом, где было убежище. Но маме с сестрой повезло: останься они вне убежища, наверняка бы погибли. Взрывы стихли. Прозвучал отбой воздушной тревоги. Дверь оказалась завалена обломками здания, выйти сами из убежища люди не могли. Оставалось ждать, когда их освободят. Сколько придётся ждать, два часа, больше? В убежище было какое-то освещение, запас воды. Но не было никакой связи. Гражданские люди, старики, дети, они самоорганизовались: определили отхожее место, помогали больным. Была одна совсем старенькая женщина с кошкой. Старушка, наверное, была больна, ей не хватало воздуха, она задыхалась. Очевидно, система вентиляции тоже была засыпана в результате взрыва. Женя обратила внимание на кошку: животное само обследовало территорию. В одном месте взрывом пробило крышу убежища, это место было завалено, засыпано обломками здания. Кошка забралась на самый верх кучи этого мусора. Женя полезла за кошкой, руками немного разгребла мусор и почувствовала струю свежего воздуха. Она сказала об этом взрослым. В убежище были ребята 14-16 лет, члены Гитлер-Югенда (см. примечание 2). Они вчетвером перенесли больную старушку к месту, где был свежий воздух: ей стало легче. Люди пробыли в заблокированном убежище до вечера, двери расчистили снаружи спасатели. После этого случая у Жени остались неприятные ощущения (не болезнь, не фобия), когда она оказывалась в замкнутых, закрытых местах.

Для мамы и детей с бабушкой война закончилась с приходом советских войск в местечке Люксфлайс, недалеко от Берлина. Когда линия фронта перешла через местечко, а вместе с ней проследовали и передовые, непосредственно воюющие части, то какое-то время гражданское население остаётся без какой-либо власти: одни ушли, а другие ещё о себе не заявили. Коренные немки стали расспрашивать маму, чего ждать от русских солдат? Как они отнесутся к их молодым дочерям? Молодые девушки прямо спрашивали, можно ли им оставаться в городке, или лучше уйти? Что мама им могла сказать, если и сама толком не знала, как могут повести себя люди с оружием в руках. Ведь оружие сильно меняет людей, большинство из них, и не в лучшую сторону. Среди людей любой национальности, любой страны есть как хорошие люди, так и плохие. И это как уж кому повезёт. Если есть возможность где-то схорониться, куда-то уйти, то лучше воспользоваться этой возможностью. Многие девушки ушли из их посёлка.

Победу воины-победители решили отметить праздником. Какой же праздник без женщин, без баб (грубее, но точнее). Пара офицеров взяла маму в качестве переводчицы, они ходили от дома к дому, спрашивали девушек, женщин. Их не было. "Что-то ты паршиво переводишь, - заподозрил один из них, -

Смотри, тебе же хуже будет". И он выпустил очередь из автомата поверх маминой головы. Потом этот трюк повторил ещё несколько раз, когда ему не нравились мамины переводы. Офицеры приказали ей вечером тоже прийти в школу: с русской немкой можно было и поговорить. Мама взяла с собой Женю - "палочку-выручалочку": "Женьхен, не отходи от меня, держись всё время за меня". "Освободители" недовольно встретили маму с дочерью, "отвесили" ей порцию нелестных оценок в соответствующих выражениях. Были ещё две немки, советские военные откровенно спаивали женщин. "Пей, за победу пей!" Женщины-немки быстро пьянели, стали весёлыми. Мама незаметно, делая вид, что выпивает, выливала из стакана себе за пазуху. Один из офицеров что-то заподозрил, мама оставалась спокойной, строгой, Женя сидела рядом, держась за маму. Мужчина попытался притянуть к себе маму, мешала Женя, он её толкнул. И тут Женя совершила бесшабашный поступок: она схватила офицера за руку и укусила. (Только дети, не понимая возможных последствий, могут быть бесшабашно храбрыми.) Тут же от его удара она кубарем покатилась от него, а он выхватил из кобуры пистолет... На счастье вмешался его сослуживец, он схватил его за руку: "Брось! Оно тебе надо, потом ещё с комендатурой из-за них разбираться". Он обнял его, немного развернул от мамы и Жени, продолжая говорить: "Не порть себе праздника, Победа! Радуйся жизни! Мы живы!" Повернувшись к маме, он то ли промолвил, то ли одними глазами указал: "Уходите". Мама с Женей выскочили из школы, через несколько шагов была спасительная темнота, и тут Женя потащила маму на параллельный переулок. Вовремя: вслед раздалась очередь из автомата, эдакий салют победе, то ли вверх, то ли вровень с ростом человека. Прибежали домой, бабушка с младшими внучками ждала маму. Мама в возбуждении, рассказывала, как ей удалось обмануть советских офицеров. А трехлетняя Эмма забралась к маме на колени и по привычке ткнулась маме в грудь, и тут же удивлённо отпрянула - вся мамина одежда была мокрой от водки.

Мама в рассказах отметила разницу в поведении колон советских и немецких военнопленных, одних вначале войны, других - в её конце. Наши были голодными, много раненных, на еду, воду, которую выносили советские женщины, жадно набрасывались, воду были готовы пить прямо из ведра и пригоршнями. Немцы всегда держали строй, даже в плену подчиняясь старшим по званию. У каждого немецкого военнопленного была кружка из консервной банки, строем они проходили мимо ведра с водой, зачерпывали воду и на ходу выпивали. Всё было организовано и без суеты. "Немецкий порядок" был и в плену.

Советские власти решили, что советским немцам будет лучше на Родине. Их всех собрали в лагере под открытым небом. Переводили с места на место. Один из лагерей был прямо в парке: Женя каталась на качелях, раскачала так, что качели сделали полный оборот. В самой высшей точке руки разжались (возможно, испугалась), и она упала "замертво" - потеряла сознание, разбила голову, всё лицо в крови. Целые сутки пролежала без сознания, ночью её уложили в деревянный сарай. Ночью было прохладно: жгли костры. Однажды, в костре начали взрываться пули. Один из стариков начал кричать на Роберта, готов был его побить: он решил, что это Роберт подбросил пули в костёр. Мама заступилась за Роберта, он на самом деле этого не делал. Сама земля после войны была нашпигована боеприпасами. Хотя, в данном случае, скорее всего, кто-то просто бросил в костёр ящик из-под пуль, не проверив его.

Наши знакомые немцы с Украины держались сплочённой группой: Веснеры, Дрегеры, Анкерштейны, всех и не упомнишь. Всего семей двадцать. Они были не просто знакомы, у них у всех были какие-то дальние и не очень дальние родственные связи. И с нашей бабушкой Магдаленой. При первом же общении с советскими властями стало понятно, что ничего хорошего ждать не приходиться. Их переводили из лагеря в лагерь, охрана не везде была поставлена должным образом (или где-то вообще не было), а граница советской зоны была совсем рядом. Всем большим коллективом решили ночью уйти на запад. Вместе с детьми, стариками они прошли какое-то немалое расстояние. Наша бабушка не выдержала нагрузки этого марш-броска, она села прямо на землю: "Я дальше не могу идти". У бабушки были больные ноги. Ладно, наша семья, маме не оставалось выбора. Но по остальным семьям, решение, которое лежит за пределами рациональности: они вернулись все.

В конце лета, всех отправили поездами, товарняками (как какое-то имущество) на Урал, на Родину. Долгая дорога, бесконечные пересадки. Вагоны выделяли, какие попадались. Часто это были вагоны для перевозки скота. Хорошо, если после перевозки лошадей: можно было почистить вагоны, и запах довольно быстро выветривался. Плохо, если попадались вагоны после перевозки свиней. Их чистили, но едкий запах оставался. Прямо в вагонах сами складывали печки из кирпича, возле которых грелись, кипятили воду, готовили еду. Проблема достать еды, элементарных предметов обихода.

Во время одного из переездов была короткая остановка поезда. Вагон, скорее всего, не был предназначен для перевозки людей: выход из вагона был только на одну сторону. Мама вышла с чайником - надо было набрать воды для питья. В те времена на перронах, на платформах были водопроводные колонки. Мама искала воду, её нигде не было. Колонка оказалась на платформе с другой стороны вагона. Пока она оббежала поезд, стала в очередь за водой, поезд тронулся. Она побежала к концу поезда, перебежала на "свою" платформу. Надо было догнать уходящий поезд, на ходу вскочить в вагон. Но таких людей было много, в последний вагон набилось полно нарду. Мама ухватилась левой рукой за поручень, но стать хотя бы одной ногой на ступеньку было некуда, всё было забито людьми. Тамбур и вагон целиком были забиты, люди не смогли пройти внутрь вагона, протолкнуться вперёд. Мама просунула руку под поручень и провисела так на поручне до следующей остановки.