Мандолина капитана Корелли
Шрифт:
– Раз они не обеспечивают нас, ясно, что они коллаборационисты, а раз и вы не обеспечиваете, что же нам остается делать? А раз они коллаборационисты, я не могу винить моих людей, что они увлеклись, разве не так? И потом, кто сказал, что это были мы?
Майерс был готов взорваться. Он чуть не сказал: «Жители», но сообразил, что это повлечет за собой месть коммуниста населению. Вместо этого он сказал:
– Вас видел один из наших офицеров.
Гектор дернул плечом.
– Вранье.
Майерс похолодел.
– Британские офицеры не лгут. – Он с тоской подумал о необходимости лицемерить и с надменностью патриция испепелил взглядом предводителя боевиков; беда в том, что эти красные фашисты – не джентльмены. У них нет
– В-третьих, – продолжил он, – вы препятствуете проходу жителей высокогорных селений в районы, контролируемые ЭДЕС, чтобы купить пшеницу, без которой они будут голодать. Это патриотично? Вы не пропускаете их, пока они сначала не вступят в ЭЛАС, и потом – вы выносите смертные приговоры «дезертирам», хотя не имеете на это полномочий. В-четвертых, вы вызвали репрессии в отношении деревни, забрав картофель, уже реквизированный итальянцами. В-пятых, лично вы неверно указали направление одному из наших офицеров связи, когда тот разыскивал Ариса, намереваясь обжаловать ваши действия. В-шестых, вы следовали политике обезоруживания других партизанских отрядов и уничтожения их офицеров.
Гектор был мастером отвлекающих маневров и выдвинул контр-обвинение:
– Нам известна британская политика. Вы нас за дураков держите? Вы собираетесь, не спрашивая у народа, вернуть короля.
Майерс грохнул кулаком по крышке стола, опрокинув на пол стеклянный бокал.
– Седьмое! – проревел он. – Вы похитили и убили начальника жандармерии, готовившего массовое дезертирство своих людей в ЭДЕС, и под угрозой смерти заставили их перебежать к вам. В-восьмых, вы объявили, что любой не вступивший в ЭЛАС является предателем Греции и будет расстрелян. В-девятых, вы отдаете денежные средства, которые даем вам мы, ЭАМ, а они отдают их ККЭ в Афинах, а вместо платы выдаете крестьянам ничего не значащие расписки. В-десятых, несколько человек из вашего подразделения постыдно атаковали с фланга подразделение ЭДЕС, когда те вели генеральное сражение с частью СС. Это пятно на добром имени Греции, позор, который никогда не должен повториться! Это ясно? – Полковник остановился и взял со стола лист бумаги. – Здесь у меня соглашение, подписанное и ЭДЕС, и ЭККА, и ЭАО, все они согласились принять его как норму жизни. Я собираюсь убедить Ариса подписать его и хочу, чтобы вы его прочли и дали мне честное слово джентльмена, что будете его придерживаться. Если нет, нам придется рассмотреть вопрос о прекращении вам поставок.
Гектор ответил дерзким взглядом. Полковник сотни раз применял эту тактику.
– Не могу, и Арис ничего не подпишет, пока у нас не будет приказа от афинского комитета. Придется направить посыльного. Но кто знает, сколько времени это займет?
– Таковы условия, – сказал Майерс, вручая ему бумагу. Гектор взял ее, козырнул с ленивой непочтительностью и вышел.
– Ну, и что там такое? – спросил Мандрас, когда они спускались по скользкой обрывистой козьей тропе, вившейся в долину от пещеры, которую Майерс использовал в качестве местного штаба.
– Куча дерьма, – ответил Гектор. – Про англичан тебе нужно понять только одно: они – фашисты и просто хотят заполучить Грецию в свою империю, а люди вроде Зерваса и его лакеев в ЭДЕС им в этом помогают. Вот почему все поставки получает он, а не мы.
– Да у нас тонны добра, – сказал Мандрас. – Хватит, чтобы взорвать всех фашистов в Греции.
Гектор промолчал; парень молодой еще, научится. Потом сказал:
– Те крестьяне настучали на нас Майерсу. Думаю, надо сходить, поучить их немного. Сволочи коллаборационистские.
– Там были хорошенькие женщины, – улыбаясь, сказал Мандрас.
– И им преподадим пару уроков, – ответил Гектор, и оба радостно, заговорщически рассмеялись. Все жители той деревни – сочувствующие буржуйчики, монархисты, республиканцы, они только делают вид, что выступают против короля, которого все презрительно называют
116
Глюксбурги – династия датских (с 1863 г.), норвежских (с 1905 г.) и греческих (в 1863–1967 гг.) королей.
Наверху, в своей пещере, Майерс снова думал о том, чтобы подать прошение об эвакуации. Каир игнорирует его сообщения об ЭЛАС и, кажется, не понимает, что скорее рано, чем поздно, коммунисты начнут гражданскую войну. Он лишь попусту тратит время. Отерев платком со лба пот, комбриг пробежал пальцами по чесавшейся бороде, которая всё еще была ему внове. Вошел Том Барнз, только что с пятидневного перехода – они с людьми Зерваса вывели из строя мост. Он тяжело уселся на старый деревянный стул, снял ботинки и осмотрел содранные волдыри на ступнях и пальцах ног. Майерс вопросительно приподнял бровь, а Барнз, взглянув на него, улыбнулся.
– Первоклассный взрыв, – сказал он, растягивая по-новозеландски гласные, – совершенно потрясающий. Консоли раскидало повсюду. Итальяшкам и немчуре работенки хватит.
– Отлично, – сказал Майерс. – Чаю хотите? У меня только что был этот Гектор. Он столь же отвратителен, как Арис, во всех отношениях совершеннейшая кровожадная свинья!
– Со скотами всегда так, – ответил Барнз, – в результате они и впрямь садятся на голову.
35. Памфлет, распространенный на острове и озаглавленный фашистским лозунгом «верь, сражайся и подчиняйся!»
Итальянцы! Отпразднуем вместе успехи и достижения Бенито Андреа Амилькаре Муссолини, который с самого начала, не обещавшего ничего хорошего, вел нас к погибели.
В раннем детстве Его считали тупым, но позже Он доказал, что неисправимо болтлив и испускает ветров больше, чем все стада коров, пасущиеся на альпийских лугах. Мальчиком Он булавками выкалывал глаза пойманным птицам, выдергивал перья у цыплят, считался неуправляемым и щипал девочек в школе, чтобы довести их до слез. Он возглавлял банды, устраивал драки, искал ссор без повода и отказывался платить проигрыши. В десять лет Он зарезал за ужином мальчика, а вскоре зарезал кого-то еще. Он создавал мнение, что Он – первый ученик в классе, каковым не являлся, и с наступлением половой зрелости пристрастился к посещению по воскресеньям борделя в Фарти. Окутанный вот какими клубами славы, начинал Он, таким образом, свою жизнь!
Он изнасиловал девственницу на лестничной площадке, а пока она оплакивала свою честь, Он упрекал ее за оказание недостаточного сопротивления. Мизантроп и затворник, Он был неряшлив, невоспитан, не способен к труду и выходил на улицу только с наступлением темноты. Каким великолепным образом продолжал Он развивать Свои таланты!
Став учителем, Он прославился под кличкой «Тиран», но управлять Своими классами не мог. Он пристрастился к спиртному и картам, затеял адюльтер с женой солдата, находившегося по службе в отлучке, зарезал ее и приобрел кастет. Для того чтобы скрыться от Своих должников, Своих любовных интрижек и военной службы, Он бежал в Швейцарию и там отказывался трудиться. Вместо этого Он начал просить подаяние с угрозами, а когда Его арестовали за бродяжничество, заявил в полиции, что ненавидит всех бродяг и, следовательно, не может являться одним из них. В этом проявился Его дар убедительного оратора, с которым мы с тех пор так хорошо знакомы.