Мандустра
Шрифт:
Через некоторое время изящно одетый и подтянутый Ихтеолус вышел из дома и направился к автомобилю.
Черный руль ждал его; светлое солнце согревало его макушку; ветерок щекотал изысканностью природных запахов его ноздри.
Он сел за руль, завел машину и поехал, не забыв втюхать себе изрядную дозу метедрина, чтобы получилась по-настоящему приятная езда.
Тут же его мозг вздрогнул, будто заворачиваясь в некую шизофреническую загогулину, и Ихтеолус остервенело помчался вперед, словно стараясь перегнать
— Ииииии!.. Ииииии еех! Ииииии ех!.. Опа! Опа!..
Перед ним образовалась стайка точно так же мчащихся автомобилей; Ихтеолус матюкнулся и решил взлететь.
Он нажал на специальный тумблер и взмыл в голубые небеса прямо к горящему солнцу. Введя себе кокаин, Ихтеолус закружился в виражах и в конце концов произвел мертвую петлю. О да, это был истинный полет!..
Совсем утомившись, он вошел в штопор, уже почти ничего не видя и не слыша, и на очередной кокаиновой дозе приземлился прямо у подъезда здания родной работы. Сердце его колотилось, словно электроритм в диско-баре, руки вспотели: он явно переборщил, и наступал неотвратимый отходняк. Ихтеолус опять матюкнулся, немедленно вывел из организма все, до этого введенное, позволил себе краткий барбитурово-героиновый отдых, опрокинув голову на спинку кресла, а через какое-то время уже бодро выходил из машины, опять настроив серотонин и прочие отвечающие за это вещества на правильное, рабочее настроение.
К нему приближался его коллега по имени Дондок.
— Что, передознулся, а?.. Я видел, как ты летел.
Ихтеолус белозубо и слегка пристыженно, но с абсолютным достоинством, усмехнулся и ответил:
— Да вот люблю я это дело. Вот.
— Кто ж его не любит!.. — засмеялся Дондок и укоризненно помахал перед Ихтеолусом пальчиком. — Может, потолкуем сегодня после работы? А? Я вчера почти всю ночь читал Хун Цзы, у меня возникло новое…
— В обед! — мягко отрезал Ихтеолус, вспомнив, что после работы он договорился о встрече с любимой девушкой, которую звали Акула Магда.
Потом они ехали в лифте, потом они шли пешком, потом входили в кабинет, потом здоровались с начальником. Начальник, которого все здесь называли Борисыч, пожал каждому руку и мягко взглянул в глаза.
«Опять наэкстазился, педик чертов!..» — подумал Ихтеолус, и тоже подобострастно ввел себе МДМА, попадая на это мгновение с Борисычем в столь желаемый тем сейчас резонанс. За такие тонкие вещи Борисыч души не чаял в Ихтеолусе; в конце концов, именно из таких мелочей и складывалась карьера; усевшись за рабочий стол, Ихтеолус с отвращением немедленно удалил из себя экстази, он и так перебрал сегодня со стимуляторами, надо бы расслабиться, а тут работа…
Он тупо стал перекладывать бумажки, но работа явно не шла, Ихтеолус совершенно не мог ни на чем сосредоточиться.
«А!..» — мысленно махнул на все рукой Ихтеолус, ввел себе нормальную дозу героина, полностью снимающую все стимуляторные последствия и одновременно дающую искомый наплевательский настрой
И так вот — весело, восторженно, блаженно и абсолютно — в самом наилучшем значении этого слова — безразлично и прошло рабочее время вплоть до самого обеда.
Крякнув, Ихтеолус поднялся из-за стола, подмигнул зашедшей к ним зачем-то в отдел секретарше Светочке, заметил ее укоризненный взгляд, обращенный в его маленькие маленькие зрачки, тут же втер себе атропина, прямо на ее глазах расширив их, так что они чуть не стали больше его глазных яблок, сконфуженно усмехнулся своей шутке и отправился на обед.
По пути его догнал Дондок, находящийся, очевидно, в степенно умудренном состоянии какого-нибудь изощренного коктейля, на что он был признанным мастаком.
— Куда пойдем? В «Харакири»?
— В «Жопу», — ответил Ихтеолус.
— Нет, — задумчиво и даже слегка обиженно сказал Дондок. — В «Жопу» я сейчас не хочу. Пошли лучше в «Манду». Она настроит нас на лад беседы, вдумчивой беседы, и ничто не будет нас от нее отвлекать.
— В «Манде» плохо кормят, — заявил Ихтеолус.
— Да, ты прав, дружище, ты как всегда прав. Тогда давай компромисс, пошли в самый обыкновенный «Ресторан», там и поедим, и выпьем и побеседуем.
— Пошли, — безучастно согласился Ихтеолус, все еще кайфуя от употребленного им в рабочее время героина.
В «Ресторане» было людно, играло пианино, сновали туда-сюда обстимулированные официанты. Ихтеолус вывел из себя героин, ввел небольшую дозу алкоголя в качестве аперитива и предложил Дондоку сделать то же самое. Тот с радостью согласился.
Принесли заказанную еду, она была изысканна и вкусна.
— Коньячку? — предложил Дондок.
— Я — виски, — сказал Ихтеолус.
Они стали есть и напиваться, буквально до свинского состояния.
— Вот что я тебе скажу, приятель, — начал Дондок задушевный рассказ. — Я вчера, читая Хун Цзы, наткнулся на такую фразу: «Никогда лучшему не стать худшим, так же, как никогда лучшему не преодолеть худшего, так же, как никогда худшему не достичь лучшего, так же, как никогда лучшему не постичь худшего». Как ты, думаешь, что тут истинно имеется в виду? Мне интересно твое мнение.
— Я думаю, что, — немедленно откликнулся Ихтеолус, отпивая большой глоток виски и кладя в рот кусочек пиццы, — лучшее и худшее — вечные корреляты сущего, соперничающие друг с другом и дополняющие сами себя. И в процессе сотворчества они и творят все Бытие, и в этом смысле прав Хун Цзы, утверждающий, что никогда и так далее… Но только вырвавшись за пределы любых коррелятов, вообще любой возможности творить как таковой, если мы выйдем, как кто-то сказал, «за», только тогда мы и постигнем, и, — отпив еще виски закончил Ихтеолус, — познаем. Да — и познаем.