Маньяк номер один
Шрифт:
Роб задергался.
– Что с ним?
За ночь темнота обрела какие-то явные координаты – где были дети, ведра, должно быть окно. Роб занимал больший квадрат – ранее он делил с соседкой Лолой, теперь был один. Никому не хотелось даже предполагать, что там в двух метрах… нет, все хорошо. Просто он слаб, и нужно только поспать, успокоиться…
Дверь открылась резко. Не было той медлительности. Как будто человек торопился. Он быстро внес ведра – поменял грязные на чистые, выругался как животное, нашедшее падаль уже негодную в пищу. Взял швабру и стал мыть. На этот раз Ленчик не пытался говорить. Он смотрел на действия
Мужчина вышел также быстро, как и вошел.
– Почему нас не кормят? – спросил Ленчик, продолжая пилить. Он продолжал пилить все время, понимая, что в темноте заметить одну порванную ниточку невозможно.
– А нас не кормят, – произнесла Поля.
– То есть как?
– Вот так.
– Но это же кипец просто.
– Кипец. Первые два дня трудно. Потом проще. Просто пьешь. А сейчас прости, я должна сходить в ведро… надо же, я смущаюсь, как будто делаю это впервые.
Было темно. Можно было покрыться краской любого цвета, пятнами, иметь сбитую прическу и справлять нужду. А что? Ленчику тоже придется это делать. Да, но как она это делает, если связана?
– Для этого у меня и развязаны руки.
Ленчик смотрел на щель, откуда непрерывно доносились звуки. Говорили двое. То, что их двое утешало.
Мужчина смотрел на сидящего за столом ребенка.
– Ишь, – промычал он.
– Не хочу, – девочка отшвырнула от себя тарелку. Он поднял тарелку, подошел к столу, где среди вороха газет и коробок от пиццы, стояла кастрюля, и налил половником зеленоватую жидкость.
– Ишь, – он силой влил содержимое ложки ей в рот.
Он не мог говорить. Мешали какие-то проблемы в ротовой полости. Девочку вырвало. Он поднял руку, но остановился. Девочка подняла голову – в волосах спуталась каша из пыли, капустного супа и мошек.
8
Будильник прозвенел грубо. Кот пробежал мимо склоченного белья и задел старое покрывало сломанным хвостом. Он был рыжим, имел кличку Крючок, но редко на нее отзывался.
В комнату вбежал Коготь. Имя он свое получил только для того, чтобы вправе сочетать себя с рыжим. У него были разные глаза и отзывчивый характер. Крючок и Коготь. Есть в этом что-то пиратское.
– Крючок!
– Коготь!
Последний рванул в сторону кухни, влетел туда и в два прыжка оказался на коленях пожилой женщины.
Баба Аня была затворницей. Она почти не выходила из дома. Сперва у нее был только телевизор, который от перенапряжения моргал круглые сутки. Можно понять – одинокий человек, нет подруг, работы и увлечений. Год назад случилось страшное – ящик погас, а это значит – целые сутки без новостей, шоу и сериалов. Кто-то пожмет плечами, кто сразу вызовет мастера, наша старушка растерялась. Как? Что? Это конец? Она не могла смыслить завтрак без «Супруг», продолжала мешать тыкву с морковью под «Улицу разбитых фонарей», к обеду варила свеклу с майором Павлом Семеновым и заряжалась к вечеру «Игрой престолов». К тому же начался новый «Твин Пикс». И тут тишина. День не мог начаться. Она вышла на лестничную площадку и закричала.
– Бо-же!
– Люди!
Из соседних квартир на площадке и наверняка из тех, что ниже и выше повыскакивали, взъерошенные, напуганные, только на мгновение, чтобы запереть дверь на все замки (и верхний тоже), вызвать все «нули» (02,03), и вот уже скорая с полицией на всех парах мчится и через считанные минуты будут здесь, чтобы решить этот загадочный крик. Но это могло бы, конечно, быть, и без полиции, просто смирение – там живет одна психованная, мы ее обходим…если бы здесь жил кто-то еще. Кто-то еще…
– Кто-нибудь!
Этот крик должен был привлечь внимание. Что сделаете вы, если услышите крик о помощи? Броситесь к телефону? Правильно. А лучше спринтовать к месту опасности. Чтобы самому все решить. Или… пройдете мимо? Знаю, такие тоже могут быть.
Но хорошо простывший голос так и остался в этом доме… в доме, в котором никто не жил. Дом был аварийным. Не было ни электричества, ни других причин цивилизации. Дом спрятался в полях фильтрации, проще говоря в отстойниках. Место, благодаря которому дом оставался в тени. Сюда захаживали только хроники и потерявшие нюх собаки. Ходили рабочие, ездили машины, но старый дом о пять этажей с проваленной крышей и малопривлекательным обзором, мало кого трогал.
Здесь когда-то жили рабочие, совсем недолго, потом и рабочие сделали вывод, что жить и работать в таком смраде нереально. Это они так думали. Только не баба Аня, которая однажды ушла из дома, оставив дочке квартиру. Идти была некуда, какое-то время мыкалась по вокзалам, на станциях помощи «Красного креста», пока не набрела на этот угол. Прошло три года, как врачи поставили диагноз аносмия (полная потеря обоняния), хронический насморк и торговля на улице тому причина. Поэтому обретя новое жилье, она не заметила огромной разницы – рядом жбаны с фекалиями или лес с речушкой. У нее была крыша над головой, дверь с щеколдой и карточка, на которую падала пенсия. Внутри было тепло благодаря рабочим, которые провели ей электричество и достали пару обогревателей. Еще они могли достать телевизор, любую еду за пенсию. Ее все устраивало – не было уличной суеты, выхлопных газов (была другая эйфория, но с ней она чувствовала себя прекрасно). Дочь сюда не дозовешься, но у нее были коты, с которыми она могла говорить. Они ей заменяли подруг, бесконечные сериалы и дочь, что объявилась только на второй год.
Дочь объявилась здесь неспроста. Она нашла жильца, который был готов въехать сюда. Он платил хорошую сумму и ни на что не претендовал. Получить хоть что-то за этот крысиный угол – вершина счастья. У нее были проблемы с деньгами – муж не работал и хотел каждый день мясо.
– Готова? – спросила дочь, прикрываясь платочком. В квартире почти не было запаха с улицы, но смесь сырости и нечистоплотности вызывала брезгливость. К тому же коты не выходили по нужде на улицу. – Нет, да ты что? Скорее.
Она вечно спешила. Эту неприятную процедуру ей хотелось быстро закончить. Ей хотелось как можно быстрее и как можно дальше оказаться отсюда.
– Мне здесь хорошо. У меня котики.
Она привыкла к котам. Пусть у одного было отморожено ухо, а второй слеповат на один глаз и каждый из них метил углы, но они были для нее семьей. А дочь – это почти забытое. И вот она хочет сломать поменять, отвезти к себе… зачем?
– Слушай, мама. Мы не можем их взять. Ты же знаешь, у меня Сашка аллергик. Он весь сыпью покрывается, потом лечимся.