Марафон длиной в неделю
Шрифт:
Бобренок оставил убитого и подхватил чемоданчик. Видел, как от вокзала к нему бегут военные, среди них был и сам комендант. Он о чем-то спрашивал Бобренка, но майор, не вникая в произносимые им слова, распорядился отнести тело убитого в помещение. Сам же направился к патрульным.
Лейтенант с красной повязкой смотрел невидящими глазами в небо, на его лице застыло изумление. Наверно, он так и не успел осознать, что случилось. А солдат сидел на земле, держа автомат в руках, и кашлял. Должно быть, он больше испугался, чем пострадал, хотя на правом боку сквозь шинельное сукно уже проступала кровь. «Месяц
Бобренок поспешил в вокзальное помещение. По дороге оглянулся на мгновение: трамвай уже двинулся, позванивал, отдаляясь, люди начали расходиться от места, где только что лежал убитый с красной повязкой на рукаве.
Белобрысый лежал в комендантской комнате на скамейке. С него уже сняли шинель, и Щеглов внимательно разглядывал ее. Он знал свое дело, и Бобренок, одобрительно кивнув лейтенанту, занялся чемоданчиком. Замки щелкнули сразу, и чемоданчик открылся — рация была завернута в тряпку и промасленную бумагу, обычная немецкая рация, таких Бобренок видел-перевидел. Майор вытянул ее из чемоданчика. Кроме нее тут хранились запасные лампы и батареи. Бобренок постучал по дну, но двойного не было, не было и шифровального блокнота, вообще ничего, что могло бы заинтересовать контрразведчиков.
Бобренок вздохнул разочарованно. Видно, Щеглов сообразил, чем именно недоволен майор, потому что спросил:
— А вы чего хотели?
Пожалуй, этот вопрос снял в какой-то мере напряжение, до сих пор владевшее Бобренком, и остатки оцепенения. Он вдруг криво усмехнулся и ответил, как бы смирясь:
— Конечно, на что же надеяться?.. — Повернулся к коменданту, стоявшему у него за спиной, и сказал так, будто сам обвинял себя в случившемся: — Вот, майор, две смерти за пять секунд...
Комендант, по-видимому, решил, что Бобренок в чем-то обвиняет его, и попытался оправдаться:
— Лейтенант — патрульный выполнял свой долг.
— Несомненно.
— Но, мне кажется, вы не одобряете его действия...
— Это уже эмоции, — отмахнулся Бобренок. — Что случилось, то случилось... — Он мог бы сказать коменданту, что резидент, возможно, прятался где-то в толпе на вокзальной площади. Теперь он точно знает, что контрразведка вцепилась им в «хвост», и попробует забиться в какую-нибудь щель, как клоп, и вытянуть его оттуда — напрасный труд.
У них же осталось только два дня из назначенного командующим срока, два дня до конца недели, два маленьких дня, всего сорок восемь часов, а им удалось всего ничего. Пять дней пролетело совсем незаметно, словно это не марафон, а бег на короткую дистанцию, где только и успеваешь набрать воздух в легкие.
А может, он ошибается, никого не было на площади и резидент ждет белобрысого с рацией, ждет с нетерпением, ведь вчера должны были выйти в эфир из квартиры Грыжовской...
Впрочем, Бобренок все равно не мог ответить на эти вопросы, как бы ни ломал себе голову, потому и стал помогать Щеглову.
Они внимательно осмотрели карманы убитого. Документы: офицерская книжка, денежный и продовольственный аттестаты, командировочное удостоверение, согласно которому лейтенант Федор Грош должен был проинспектировать средства химической защиты одной из частей, находящихся во Львове.
Конечно, фальшивое, подумал Бобренок, но все же отдал удостоверение коменданту, чтобы тот немедленно связался с командиром или начальником штаба части.
Офицерская книжка и продовольственный аттестат не вызывали никаких подозрений, особенно аттестат с многочисленными пометками продпунктов. Бобренок был уверен, что он неподдельный, агенты, без сомнения, успели уже обменять у интендантов свои фальшивые бумаги. Впрочем, последнее слово о документах должна сказать экспертиза, и майор отложил их.
Собственно, в карманах так называемого лейтенанта Федора Гроша не было больше ничего заслуживающего внимания. Кошелек с деньгами (полторы сотни и мелочь), папиросы, кустарная зажигалка, сделанная из патронной гильзы, остатки бутерброда с салом, завернутые в пергаментную бумагу. Он был осторожен, этот гитлеровский агент, и не держал в карманах ничего компрометирующего.
Щеглов плюнул со зла.
— Вот и все... — сказал он, блеснув глазами. — Немного.
— Совсем немного, — согласился Бобренок. Майору тоже хотелось дать выход эмоциям, переполнявшим его, но, сдержавшись, он добавил: — Единственная зацепка — документ о командировке.
— Чистая липа.
— Согласен, однако иногда гитлеровская разведка использует наших офицеров, запутавшихся в чем-то или каким-то образом попавших к ним в сети.
— Как обычных информаторов. А этот Федор Грош — фигура явно не второстепенная.
— Конечно, все же тут есть хоть один шанс.
Но сразу выяснилось, что даже этого шанса у них нет. Комендант принес неутешительное известие: в части, куда был откомандирован лейтенант Федор Грош, и не слыхивали о таком.
Чтоб подсластить пилюлю, комендант предложил почти полную коробку «Казбека». Бобренок курил редко, однако первым взял папиросу и жадно затянулся.
— Все, — сказал он, — тут все, и следует доложить Карему. Может, вы, лейтенант?
Щеглову не надо было разъяснять тактический ход Бобренка: несомненно, полковник рассердится. Хотя в сложившейся ситуации виноватых не найти. Он, скорее всего, выругает лейтенанта, но ведь с того взятки гладки. Потом Карий разберется в ситуации, поостынет, и все получат по заслугам, а так — кому охота попадать под горячую руку?
Щеглов потянулся к телефону, однако Бобренок остановил его.
— Я пошутил, лейтенант, — сказал он, — и все шишки должны упасть на мою голову. Но мы спешили и, может, чего-то не заметили. Давайте еще раз...
Они вывернули карманы гимнастерки и обследовали буквально каждый шов, потом диагоналевые галифе агента, подпороли подкладку в шинели, и все же ничего не нашли. Бобренок готов был уже признать поражение, но вдруг увидел за швом вывернутого шинельного кармана скомканный клочок бумаги. Оказалось, трамвайный билет. Майор разгладил его на ладони и хотел уже присоединить к другим вещам агента, но на миг задумался и попросил коменданта:
— Не могли бы вы установить, на каком маршруте и когда продали этот билет? Хотя, — вдруг взгляд его оживился, — раз продают билеты, должен быть и учет их. Существует ли уже какое-нибудь трамвайное начальство?