Маргарита и Мастер
Шрифт:
– На к-каком балу?
– спросила СНС, понимая, что одним Грибом дело не кончится.
– Нет, пока что я имею в виду не более, чем ночной поход из Грибоедова на Клязьму, а потом наведем шухер в Ван Гоге.
– До Клязьмы далеко, - сказала СНС.
– Не беспокойтесь, для некоторых это будет очень близко, - сказал Ле-Штрассе, - я позабочусь.
– И добавил:
– Кто хочет на Клязьме семикомнатную?
– Я, - сказал Монс, - и знаете почему? Я заслужил это.
– Чем? Вы не писатель, не художник и даже не смотрящий в Переделкине.
– Вместе с шеей я получил в дар его писательское наследство.
– Да?
– Да, - вот посмотрите, я записал здесь две-три мысли, пришедшие мне прошлой ночью, - и вынул, как здесь принято:
– Не меньше, чем Кирпич в древнем формате А4, перевести который в word понадобится не меньше трех месяцев работы по его совместительству.
Для этого у него был с собой желтый немецкий дипломат, на который не только не обратили внимания, но и вообще считали, что его не было. Видимо, как человек, побывавший под трамваем, он обладает уже некоторыми магическими способностями, решили все, и побоялись не дать ему семикомнатный таунхаус на Клязьме, - имеется в виду:
– На одного.
Сирано не был женат, но считал себя не только управдомом, но и артистом. Артистом не просто по совместительству, а наоборот:
– От природы, - поэтому очень горевал, что:
– Чисто случайно, - пропустил такую природную - не на сцене, а в жизни - роль:
– Берлиоза, - а этот Домик опять всё узнал раньше, наверное, на обеде у Ана Мол-го, после очередного рейда по городам и весям Зарубежья Дяди Вани.
Он уже давно решил написать роман, где еще кому-то не везет также как ему из-за его длинного и горбатого, как Джомолунгма носа. Даже если предлагают сыграть даже следователя, то обязательно это должен быть натуральный антипод агенту национальной безопасности. И мало того, что с длинным корявым носом, но и еще сопливым. Как будто просто носа им мало. Как говорится:
– Им мало того, что я горбун, надо обязательно привязать к ноге еще и Собор Парижской Богоматери, чтобы уж точно всем ясно было:
– НеАтеист, - и значит вас будут гнать всю жизнь, как Иисуса Христа.
Он написал роман, как ему и посоветовали:
– Да, но только чтобы без импрессионизма.
– И логика:
– Не поймут эти, как их, читатели, надо самим быть к ним ближе.
А так как в детстве он читал только то, что читали все - или некоторые, по разным системам отсчета, как написал Пушкин, а точнее:
– Очень немногие, - а именно:
– Бальзака, Теодора Драйзера, Джека Лондона, Майна Рида, Фенимора Купера, Ромена Роллана и по-русски - в том смысле, что и это в переводе - тому подобное. Имеется в виду, что по-русски книги только тех авторов, чьи имена неизвестны, так как никогда не звучали в школе. Так сказать: литература просто. Без нагрузки:
– Как ее надо читать, - что обязательно, как хрен знает что, к китайскому чаю, прилагается к Льву Толстому, Достоевскому и другим Базаровым.
И Хемингуэя, как высшую степень реальности существования литературы, ибо все, даже Бальзак, рассказывали только о том:
– Как Это Было.
– И многие понимали, что, да, может и было, а возможно, что и нет, так только:
– Есть положительная, но только вероятность существования литературы Для Меня.
Здесь же у Хэма: их есть у меня. Как Цыпленок Табака в Национале, поданный натурально именно для:
– Съедения.
И можно только удивляться, что сегодня, через столько лет, находятся люди, которые считают, что Хемингуэй написал неправильно, так как есть этого:
– Цыпленка Табака было низя-я!
– Низя по той причине, что при социализме и жрать и кушать вообще:
– В подляк, - а есть - тем более.
Какая еда? К коммунизму идем! Хотя и послабления были:
– Кто сказал рабочим пива не давать?!
– Дайте им по кружке, пусть балдеют.
Любовь? Тоже ни чему в этой напряженке. Кругом башенных кранов громадьё, а им, видите ли, хочется вечером в парк Сокольники сходить, чтобы потраться там среди кустов сирени.
Хотя тогда был день строителя, и сиренью не пахло, только блевать хотелось, после кружащихся на разной высоте самолетов.
И он написал Роман, но не как Мастер, а как вот такой же мастер, как Иисус Христос:
– Взялся не за своё дело, - проповедовать истину.
Ибо для этого дела уже были Фарисеи - профессиональные писатели. Взялся за любовь.
В дверь постучали. Сирано уже сидел за борщом, поданным маленькой усатенькой разведенкой, который сварил он сам, а уже хотел напомнить:
– Почему огромная кость лежит опять в тарелке, а не подана отдельно, как и сметана?
Но вместо этого он оторвал кусочек горячего, как огонь мяса, и они съели его вместе, касаясь друг друга не только усами и губами, но и языками.
– Вкус-с-с-но-о, как сказал бы Ленин-Штрассе, Три, принимая на свой нож медведя, который был, правда, уже сварен капитально, несмотря на то, что также капитально считался вечным.
– Что ж ты его жрешь тогда?
– прозвучал закономерный вопрос.
– Я уже сказал, - не успел сказать Сирано, так как в дверях, как говорится:
– Вошли без стука, почти без звука - если не считать поцелуя - стояли.
– Что ты его ешь?
– опять обратился парень в кожаной тужурке, кожаной фуражке, и лакированный ботинках.
– А! понял, уже сдали? И напрасно, у меня ничего нет.
– Вам подсунули баксы туда, куда вы не ожидали, - сказал второй в фуражке с козырьком, шинели и кобурой на боку, и, что характерно, впереди. Для быстрого выстрела, как решил Сирано.
– Куда не туда?
– спросил Сирано, и потрогал мясо вилкой, чтобы понять: идет ли из него еще пар, или стал чуть меньше, и можно положить весь уже отрезанный кусочек граммов на семьдесят пять между зубов.
– Пригласил бы хоть на суп-то вкусный, прежде чем мы начнем обыск, - сказал, как начал уже понимать Сирано, слегка знакомый уже с последними московскими делами, Германн Майор в шинели с такими же погонами: