Мари Антильская. Книга первая
Шрифт:
Борта «Фортуны», которая раньше звалась «Платой», и «Бретани», чье название в недавнем прошлом было «Сьюдад-Реал», все еще носили на себе следы сражений. Обрубленные пушечными ядрами паруса и рангоуты красноречивей всяких слов говорили о храбрости и отваге французских моряков. И приятно было думать, что каждому из них теперь причитается по кругленькой сумме золотых монет, ведь в призовом суде говорили о вине, сахаре, муке и пряностях!
Особенно радовались лавочники и хозяева таверн. И не зря: экипаж «Проворного» и вправду не скупился, щедро тратя свои нежданные доходы. Единственное, что омрачало веселье, — это мысль, что фрегат должен вот-вот снова выйти в море…
Какое-то время Жак бродил по набережной, смешиваясь с толпами любопытных и слушая их разговоры, но не принимая в них никакого участия.
Говорили, будто Жером де Отвиль собирается снова отправиться в двухлетнее плавание, хоть собственные сундуки его уже и так до отказа набиты испанскими дублонами, редкостными тканями и всякими драгоценными каменьями. Ходили слухи, якобы он намерен набрать себе побольше людей, задумав странствия более рискованные И далекие, зато и еще более прибыльные, чем плавание, что позволило ему привести в порт эти два крепких вражеских судна.
Другие же с видом знатоков утверждали, будто господин де Отвиль целиком и полностью зависит теперь от Американской Островной компании.
Жак не очень-то склонен был верить подобным слухам.
Он долго разглядывал «Проворного»: весь он был какой-то аккуратный, вылизанный и даже элегантный, с только что подновленным корпусом и развевающимся на ветру французским флагом с тремя переливающимися на солнце золотыми лилиями.
Судя по высоким, словно взмывающим ввысь, рангоутам, его можно было бы легко принять за какое-нибудь заезжее голландское судно. И вправду, лишенный парусов, плотно связанных на реях, «Проворный» не мог не радовать взора изяществом оснастки и тщательно промазанным смолою килем.
Тем временем от «Проворного» отделилась шлюпка с шестью гребцами и направилась в сторону пристани.
Жак прикинул, где она могла причалить, и поспешил ей навстречу, подталкиваемый любопытными, которым не терпелось ближе поглядеть на людей, всего за несколько часов превратившихся в настоящих богачей.
Ветер дул с запада и благоприятствовал отплытию.
Едва лодка успела пристать к берегу, Дюпарке тотчас же обратился к суровому и надменному с виду молодому гардемарину, чьи повадки явно говорили, что он принадлежит к корабельному начальству.
— Эй, послушайте! — крикнул он. — Вы ведь с корабля капитана де Отвиля, не так ли? Не соблаговолите ли сказать, где я могу его найти?
— А что вам угодно от капитана де Отвиля? — с непередаваемым высокомерием поинтересовался тот.
И тут же, будто Дюпарке стоил не больше внимания, чем любая пролетающая поблизости чайка, отвернулся, чтобы заняться высадкой пассажиров.
Для этого юного гардемарина, чьи карманы были битком набиты экю и пистолями, любой обитатель Бордо был не более чем докучливым приставалой. Все еще преисполненные тщеславия от своих недавних побед, моряки с «Проворного» не питали к этим людям, взиравшим на них со смесью восхищения и зависти, ничего, кроме снисходительного презрения. А Жак, по его разумению, мог быть лишь одним из них. Капитан же, о котором справлялся незнакомец, с тех самых пор, как они бросили якорь в этом порту, сурово расправлялся с авантюристами всяческого толка, возгоревшими желанием примазаться к их удаче.
— Вы весьма рискуете, сударь, — снова обратился к нему Дюпарке, — горько пожалеть о своей дерзости. Еще раз призываю вас одуматься и сказать мне, намерены вы дать ответ на мой вопрос или нет?!
Жак уже был вне себя от гнева, и вокруг начали было собираться кучки любопытных. Молодой гардемарин понял, что может оказаться в весьма щекотливом положении.
— Если вы вообразили, — ответил он, — будто всякий встречный может вот так просто увидеться с нашим капитаном, то лучше вам расстаться с иллюзиями!
— Немедленно отвезите меня к нему!
Юный гардемарин важно нахмурил брови.
— Я получил приказ заниматься высадкой на берег. Я только что прибыл с «Проворного» и вернусь туда не раньше чем через час или два.
— Отлично, сударь! Уверен, мы с вами еще встретимся!
Дюпарке локтями прорвался сквозь плотную толпу и снова пошел по набережной в поисках лодки, которая могла бы доставить его на борт «Проворного». Вскоре он заметил старого моряка, разгружавшего лодчонку, которая на вид и доброго слова не стоила.
— Эй там, в лодке! Отвезите-ка меня на «Проворный»! — обратился к нему Жак, сопровождая свою просьбу позвякиванием пары монет в ладони.
Моряк приложил к морщинистому лбу свою затвердевшую, мозолистую руку, и взгляд его тревожно заметался между Жаком и стоявшим на якоре щегольским кораблем.
— Я бы со всем моим удовольствием, сударь, — покусывая губы, ответил он, — да только говорят, будто стоит к нему приблизиться какой-нибудь лодке, как капитан тут же приказывает открыть бортовой огонь!
— Обещаю вам, что на сей раз этого не случится! Ну же, и побыстрей!
Тем временем Жак Дюпарке уже прыгнул в лодку. И не успела она немного отойти от пристани, как он тут же встал во весь рост. Ветер трепал полы его плаща. Он заметил, что его приближение вызвало на борту какую-то суету. Люди устремились к борту и, перегнувшись через перила, пытались разглядеть, кого это принесло. В какой-то момент он уже было испугался, не окажется ли прав старый моряк и не собирается ли капитан и в самом деле открыть по ним огонь — очень уж неприветливые у тех были физиономии. Но ничего такого не случилось, и едва он приблизился к судну настолько, чтобы там могли услышать его голос, как тотчас же крикнул, что желает видеть достопочтенного господина де Отвиля и имеет для него послание…
Ему помогли подняться на борт, и тотчас же к нему подошел человек, сообщивший, что капитан намерен принять его.
— Доложите ему, что его желает видеть Жак Диэль, сеньор владений Парке, — проговорил он.
Жак подумал, что за ним придут, но долго ждать ему не пришлось. Ибо не прошло и нескольких минут, как к нему приблизился человек высоченного роста, в рыжем парике, поверх которого красовалась широкополая шляпа с лентами. У него был мясистый, в красных прожилках нос, а на плече наперевес висела шпага поистине редкостной длины. Дюпарке ни на минуту не усомнился, что перед ним и есть знаменитый капитан «Проворного».