Мари Антильская. Книга вторая
Шрифт:
— Прошу вас, святой отец, — возразил генерал-губернатор, — не пытайтесь переубедить меня в моих суждениях. Этот человек вел себя как глупец, если позволил заманить себя в плен и стал узником этого шестидесятилетнего старца! Если все преданные мне люди будут поступать таким же манером, мне не останется ничего другого, кроме как расстаться со всякой надеждой и вернуться во Францию… Но можете мне поверить, час моей мести уже близок! И тогда каждый получит по заслугам!
— Ах, мадам, — проговорила Жюли, входя в покои госпожи, — он уже
Мари, которая в тот момент втирала себе под мышки какую-то благовонную розовую мазь, на мгновение оставила это занятие и с мрачным видом посмотрела на служанку.
— Ты прекрасно знаешь, — недовольно проговорила она, — что я не терплю, когда при мне хорошо говорят об этом человеке!
— Но он такой красивый, такой вальяжный! — восторженно воскликнула девушка. — В жизни не видала мужчины, который был бы так нарядно одет, ну просто как картинка! Бородка у него точь-в-точь как у господина Фуке, утиным хвостиком, и еще эти крахмальные брыжи, ах, все это так благородно…
— Похоже, ты успела рассмотреть его с головы до ног, — прервала ее Мари, — и способна описать мне не только цвет его сапог и камзола, но и какого оттенка у него нижнее белье! Уж мне ли, душечка, тебя не знать!.. Но умоляю, избавь меня от этих подробностей, прибереги их для себя! Скажи-ка лучше, как все это было, что он говорил?
— Ах, мадам, по-моему, он очень даже любезничал с господином де Лапьерьером. То и дело улыбался ему на банкете и даже, кажется, не успел высадиться на берег, как наговорил ему всякие хвалебные слова.
— А ты, где ты была во время банкета?
— Ах, во дворе форта собралась такая огромная толпа, мадам. Сперва я с одним своим приятелем, стражником, сидела в караульном помещении, потом подошла поближе. Был момент, когда я даже терлась среди этих монахов-иезуитов…
— Оставь, — отмахнулась Мари, — меня интересует вовсе не это. Что говорил генерал-губернатор?
— Чего не слыхала, мадам, того не слыхала, но могу узнать. Там был один адъютант, он так и зыркал глазами в мою сторону… целых два раза… Я знаю, как его звать, хоть он пока что так и не решился со мной заговорить, да и вид у него, правду сказать, холоднющий, как вода в роднике, что у холма Морн-Фюме. Его зовут Мерри Рул… Уж он-то был в первых рядах на всех этих церемониях… Приближенный самого господина де Лапьерьера, ему ли не знать, кто что говорил. Если мадам и вправду угодно узнать, что говорил генерал-губернатор, то я могу немедля поехать и встретиться с этим адъютантом, тогда…
— Не стоит, — снова перебила ее Мари. — И что же, господин де Туаси намерен жить в форте?
— Нет, мадам. Он поселится у иезуитов, в их монастыре…
Мари ничего не ответила. Она уже кончила втирать себе под мышки душистую мазь и теперь натягивала на плечи лиф платья, который прежде расстегнула и приспустила вниз. Справившись с пуговками, она будто невзначай поинтересовалась:
— А что Лефор, есть о нем какие-нибудь вести?
— Никаких, мадам. Люди говорят, будто он успел удрать и скрывается где-то в безлюдных краях, где живут индейцы-караибы. Что и говорить,
— Увы! — с грустью посетовала юная дама. — Человек, которому я доверилась, единственный, с кем я связывала все свои надежды, и тот теперь затравлен и загнан в угол!
Она почувствовала, как подступили слезы, но предпочла найти выход переполнявшим ее чувствам, разразившись внезапным гневом.
— Ну, погодите! — воскликнула она. — Этот господин де Лапьерьер мне за все заплатит сполна! И у него еще хватало наглости уверять, будто он меня любит! И обхаживать меня здесь, в этом доме, доме, который принадлежит Дюпарке! Да-да, он мне за все заплатит, и чем дороже, тем лучше, ведь все равно никакая расплата не окупит тех страданий, какие мне приходится испытывать по его вине!.. Пусть только попробует снова явиться сюда, он увидит, как я выставлю его за дверь!
— Ах, что вы такое говорите, мадам!.. — в ужасе воскликнула Жюли. — Неужто вы и вправду собираетесь выставить за дверь самого господина де Лапьерьера? Ведь как-никак, а он теперь здесь временный губернатор, и к тому же, я ведь вам уже говорила, мадам, сдается мне, что к нему явно благоволит сам почтенный господин де Туаси!..
— Ах, оставь, плевать мне на него вместе с этим твоим господином де Туаси!.. Боже, был бы здесь Жак, здесь, со мною рядом! Знал бы он, какие интриги плетутся здесь против него!.. Ах, когда же он наконец вернется?.. И вернется ли когда-нибудь?!
С минуту она хранила молчание. Глубокая мука исказила ее прелестные черты. Она взглянула на себя в зеркало, потом с безысходным отчаянием промолвила:
— Но не отправляться же мне самой к господину де Пуэнси, чтобы на коленях молить вернуть Жаку свободу! Нет, мое место здесь! Ведь если он вернется, кто-то должен немедля рассказать, какие козни строят ему исподтишка враги! Но Боже, как же я одинока, как я покинута всеми…
Она запнулась, словно подыскивая нужные слова, и снова заговорила:
— Знаешь ли, Жюли, порой я задаю себе вопрос, а способна ли женщина, со всеми своими слабостями, противостоять этой гнусной своре? И когда я думаю о себе, о своих замыслах, о той силе, какую чувствую в себе и какая заложена во мне самой природой, о том, на что я способна, то говорю себе, неужели я не смогу одолеть какого-то ничтожного Лапьерьера?! Только вот жаль, что я осталась совсем одна…
— Да, мадам, что верно, то верно, теперь вы и вправду совсем одна, — каким-то бесстрастным голосом повторила Жюли, не на шутку встревожившись печальными раздумьями госпожи.
— Ничего не поделаешь, Жюли, теперь мне действительно не на кого опереться и я совсем беззащитна… Мне нужен человек надежный, на кого я могла бы целиком положиться, мужчина, готовый протянуть мне свою сильную руку, на которую я могла бы уверенно опереться. Я сама стала бы головой, сама решала бы, как нам действовать… Мне казалось, я нашла такого человека в Лефоре, и какое-то время мне верилось, что с ним мы сможем осуществить невозможное… Ах, если бы ты знала!.. Если бы ты только знала, Жюли!..