Мари Антильская. Книга вторая
Шрифт:
Ив с невозмутимым видом взял свою кружку и поднес ее к губам. Потом поставил на место и, освободив руку, принялся считать по пальцам:
— Значит, так, среда, четверг, пятница, суббота… Сегодня у нас суббота. Подождем святого отца до понедельника! Как условились. Все складывается даже ко всеобщему удовольствию, ведь воскресенье на то и создано, чтобы отдыхать от трудов. А с чего это, спрашивается, нам трудиться больше, чем любому другому слуге Божьему?.. Так что нам осталось подождать еще всего сорок восемь часов…
— Сорок восемь тысяч чертей!.. — словно эхо выругался Дюбюк. — Еще сорок восемь часов чувствовать под пятками якорь и слушать, как якорная цепь трется о стенки клюза! Целых сорок восемь часов! Ладно, но имейте в виду, ни минутой больше, а потом вы можете делать все, что вам заблагорассудится, но если мы тотчас же не поднимем паруса, то, клянусь честью, лучше уж я сразу брошусь в море!
Ив с нахальной миной отвернулся и сделал вид, будто задремал.
Воскресенье прошло, не принеся никаких новостей об эмиссарах, посланных на переговоры с командором де Пуэнси. Это был тоскливый день, не отмеченный ни малейшими происшествиями и даже не скрашенный звуками голоса Дюбюка, молчаливо согласившегося подождать до понедельника.
Однако ровно в полдень в понедельник, даже не потрудившись поставить в известность Лефора, он отдал приказ сниматься с якоря.
Дул легкий бриз. В мгновение ока «Сардуана» распустила паруса и, мягко покачнувшись, подняла якорь.
Ярость, охватившая Ива, была подобна оружейному залпу. Лицо его побагровело. Он отбросил трубку, пнул сапогом кружку с ромом, отыскал свой кожаный берет и резким ударом кулака нахлобучил его себе на голову.
Потом распахнул дверь и, изрыгая проклятия, которым мог бы позавидовать самый последний матрос с гальюна, вырвался в узкий корабельный коридор.
Добравшись доверху, он аршинными шагами заметался по палубе, что было мочи крича:
— Эй, Дюбюк! Что, испугался? А ну, быстро ко мне! Ко мне, черт вас побери со всеми потрохами! Сейчас я вас хорошенько проучу! Так проучу, что вы у меня надолго запомните!
Матросы, спрыгивая со снастей, падали прямо ему под ноги, он грубо расталкивал их, награждая кого тумаком, а кого пинком под зад, от которых те вверх тормашками разлетались в разные стороны…
— Подонки поганые! — кричал он. — Погодите, сейчас я вас всех развешаю по мачтам, чтобы вы оборвали эти чертовы паруса… Где Дюбюк? Где он, чтобы я мог насадить его на свою шпагу! Дюбюк, фанфарон проклятый, а ну ко мне!
Дюбюк неспешно спускался с верхнего мостика, будто заранее готовый к этому взрыву ярости. Перед этим невозмутимым спокойствием, которого, казалось, не мог нарушить даже самый свирепый шторм, Лефор на мгновение почувствовал себя словно выбитым из седла.
— Эй, Дюбюк! — все же воскликнул он. — Похоже, мы плывем?
— Вы не ошиблись, мы и вправду плывем, — как ни в чем не бывало согласился Дюбюк.
— Но не припомню, чтобы я отдавал приказ поднимать якорь…
— Вы не ошиблись! Это я его отдал!
— Черт бы вас побрал, Дюбюк! Я сделаю из вас каплуна на вертеле, если мы тотчас же не вернемся назад!
— Можете возвращаться куда угодно, если есть охота, и даже ко всем чертям, я и пальцем не пошевельну, чтобы вам помешать! Но только «Сардуана» уже достаточно потанцевала на цепи!
Ив, так и не обнаживши своей шпаги, слегка отступил назад, смерил собеседника презрительным взглядом и сладчайшим голосом поинтересовался:
— Что это с вами, дружище? Может, вчерашнее вино оказалось чересчур кислым и свернулось у вас в желудке? Так-то вы держите свое слово? Учтите, что касается меня, то я не вернусь на Мартинику ни за что на свете! Клянусь Пресвятой Девой, лучше уж я запалю весь ваш порох и пойду ко дну вместе с вашей проклятой посудиной!
— Похоже, у вас мозгов не больше, чем у безголовой курицы! Да вы только взгляните на небо! Может, вы ослепли? Вы что, не видите всех этих чаек? Да достаточно поставить на мысе Пуэнт-де-Сабль хотя бы одного часового, и он обнаружит нас, будто мы у него на ладони. А известно ли вам, чего нам это может стоить? Мы рискуем иметь у себя за спиной десяток фрегатов, хорошо вооруженных и куда более быстроходных, чем наша бедняжка «Сардуана». Нас просто потопят к чертовой матери, и все дела, или же, если это вам больше нравится, мы сдадимся в плен, а это верная тюрьма для вас, для меня и для всего экипажа…
Ив оглушительно расхохотался.
— Тысяча чертей! — воскликнул он. — А что, интересно, по вашему жалкому разумению, ждет нас на Мартинике? Может, вы думаете, что там никто не заметил исчезновения «Сардуаны»? Может, вы вообразили себе, будто достопочтенный господин де Лапьерьер только и ждет, как бы встретить вас как победителя, с ружейными залпами, флейтами и барабанами? Полно валять дурака, Дюбюк, пораскиньте-ка лучше мозгами и уразумейте вы наконец, что тюрьмы Бас-Тера ничем не хуже темниц Сен-Пьера или Форт-Руаяля… Только здесь с нами будут обращаться как с военнопленными, а там без лишних слов накинут на шею пеньковый галстучек, и все дела, и это говорит вам сам Лефор!
А «Сардуана» тем временем все плыла себе и плыла. Она уже миновала узкий проход в бухту, вышла в море и, подхваченная более сильным пассатом, надув паруса, грациозно заскользила по волнам. Нос корабля легко покачивался, разрезая серебристые гребешки, а по обеим сторонам кормы, перепрыгивая с волны на волну и поблескивая серебром, взмывали летающие рыбки.
Лефор видел, как берег уходит все дальше и дальше. Он подумал про себя, что ничего не добьется от Дюбюка угрозами и, даже примени он к нему силу, верный капитану экипаж ни за что не простит ему подобного демарша. В конце концов, если разобраться, ведь «Сардуана» нужна ему только для того, чтобы вернуться на Мартинику с ответом командора!.. А если уж командор согласится обменять Дюпарке на господина де Туаси, то, черт побери, неужели же он не одолжит ему какую-нибудь посудину! Кроме того, Лефор слишком хорошо знал, что ждет его в Сен-Пьере или в Форт-Руаяле, чтобы оставаться на борту корабля, который направляется в их сторону!
Он резко переменил тон. И медовым голосом, с приветливой улыбкой проворковал:
— Дюбюк, вы просто гений!.. Я заметил это с самого первого взгляда. Единственный стоящий капитан на всем Карибском море! Тысяча чертей! Кто скажет, что это не так, можно считать, уже мертвец! Ах, Дюбюк, знали бы вы, как много бы я дал, чтобы быть таким же умным, как вы! Слово честного человека, ничего бы не пожалел, только бы быть похожим на вас… И знаете, Дюбюк, что бы я сделал, будь я таким же умным, как вы?..