Мари Антильская. Книга вторая
Шрифт:
Мерри Рул несколько смущенно пожал плечами.
— Я только хочу сказать, — промолвил он, — что этот замок мог бы стать для наших войск отменным стратегическим пунктом. Сейчас ходит много разговоров о разных корсарах, пиратах и флибустьерах. Возможно, вы и сами слышали о знаменитых флибустьерах, которых пригрел и содержит господин де Пуэнси? Так вот, в один прекрасный день Мартиника вполне может стать жертвой нападения со стороны этих морских бандитов. И замок, надежно укрепленный, мог бы служить отличнейшим подспорьем боевым действиям из форта Сен-Пьер…
— Короче говоря, — спокойным тоном заключила Мари, — вы предлагаете мне не что иное, как обмен: покинуть этот замок, оставив его вам, а в награду вы найдете мне какую-нибудь халупу в Сен-Пьере, не так ли?
— Уверен, что помимо этого губернатор выплатит вам солидную компенсацию, ведь он сможет и сам поселиться в этом замке.
— Какой еще губернатор? — поинтересовалась Мари.
— Господин де Лапьерьер…
— В таком случае, так и говорите, «временный губернатор». До тех пор, пока генерал не получил новых титулов и пока его официально не отрешили от этих, господин де Лапьерьер остается всего лишь временным, и не более. Так что выражайтесь поточней, иначе вам не избежать весьма досадных недоразумений… В сущности, могу догадаться, что господин де Лапьерьер не имел бы ничего против того, чтобы покинуть свои апартаменты в форте, пропахшие армейским потом, старой кожей и солдатской амуницией, и перебраться сюда. У него неплохой вкус… И, насколько я понимаю, до сегодняшнего дня вы не считали необходимым убирать отсюда эти две пушки, которые охраняют въезд в замок, эти две пушки, которые, вне всякого сомнения, являются весьма устрашающим оружием в руках двух женщин, что живут в этом доме, не так ли?.. Но, возможно, уже завтра, если я выражу желание остаться в замке, вы сочтете за благо отдать приказ лишить нас этих каронад…
— Нет, эти пушки хороши там, где они стоят. Должно быть, потребовалось немало человеческих усилий поднять их сюда, и понадобится не меньше труда, чтобы доставить их в Сен-Пьер. Нет, мадам, было бы куда легче, нравится вам это или нет, просто-напросто обосноваться в этом замке…
Мари улыбнулась. Угрозы более не пугали ее; во всяком случае, пока Дюпарке находится в плену, а стало быть, официально не отрешен от должности, ей нечего бояться. Даже если предположить наихудшее, она могла бы представить свидетельства, что как-никак является законной супругой генерала, и, следовательно, замок равным образом принадлежит как ему, так и ей…
— Вы дурно осведомлены, сударь, — изрекла она. — Вы не знаете меня, и вы не отдаете себе отчета, что за человек генерал Дюпарке. Пусть он сейчас и в плену, но тень его всегда присутствует в этом замке, который, что бы вы там себе ни вообразили, по праву принадлежит мне… Можете передать господину де Лапьерьеру, что он может обломать себе ногти об эти камни, но никогда не будет здесь хозяином! Во всяком случае, пока я жива.
Внезапно манеры и тон лейтенанта резко переменились. И вполне любезно, почти сочувствующе он проговорил:
— Ах, мадам! Если бы вы знали, как прискорбна мне роль, которую мне пришлось играть пред вами… Ибо, в сущности, я не более чем посредник, исполняющий данное мне поручение, и если вы позволите мне высказать свое личное суждение, не офицера, коим являюсь, а просто человека, то я скажу вам, что вполне одобряю ваше решение.
Она повернула к нему лицо, выражавшее самое живейшее изумление. Изумление, которого она не в силах была скрыть.
Он поднялся, подошел к ней и с какой-то неожиданной мягкостью в голосе проговорил:
— Мадам, я ехал сюда с разбитым сердцем, да-да, с сердцем, разбитым от мысли, какие страдания вынужден буду причинить вам… Однако я подчинился приказу… Вы меня не знаете, вы никогда меня не видели и понятия не имеете, что я за человек. Мне очень жаль. Тем не менее позвольте заверить вас, что в моем лице вы можете обрести самого преданнейшего из слуг… Да, самого верного и преданного… Послушайте, мадам, стоит вам только сказать, и никто не будет служить преданней меня. Моя жизнь, мое оружие — все, чем я владею, будет в полном вашем распоряжении… С вами, ради вас, мадам, я способен свершить великие дела…
— И что же я должна сделать? — спросила Мари, делая вид, будто глубоко тронута его словами. — Что же я должна сделать, чтобы заслужить вашу преданность?
— Я надеялся, что вы меня поймете, — был ответ Мерри Рула, — я искренне на это рассчитывал. Но у вас сложилось обо мне слишком дурное впечатление, ведь мне, увы, пришлось показать свое лицо лишь с самой дурной стороны… Не удивительно, что я произвел на вас впечатление грубияна, хотя в моем сердце старого вояки хранятся целые сокровища нерастраченной нежности… Признаться, мадам, своей красотой и грацией, своими манерами вы произвели на меня неизгладимое впечатление с того самого дня, когда я впервые имел счастье вас увидеть: это удивляет, не так ли?
Мари улыбнулась и, перебив его излияния, заметила:
— Позвольте, но это уже объяснение в любви!
— Не надо смеяться. Ведь я могу быть вам очень полезным. Могу заранее уведомить вас, что губернатор жаждет завладеть Замком На Горе, потому что, окажись замок и вправду в его руках, полагаю, он был бы счастлив подарить вам его снова. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду?.. Он утверждает, будто любит вас… Но способен ли этот человек любить?
— Подчиняетесь ли вы приказаниям свыше, делая мне подобные признания? — поинтересовалась Мари.
— Не надо насмехаться над чувствами, которые я ношу в своем сердце. Имейте хотя бы каплю сострадания. Я рассказал вам все это, чтобы доказать, что вы можете мне доверять. Конечно, я солдат, и солдат, привыкший подчиняться приказам, но я еще и мужчина, а перед вами, мадам, мужчина, обделенный счастьем, которого один ваш жест, одно ваше слово может переполнить блаженством…
Она внимательно всматривалась в него, по лицу ее пробежала легкая улыбка. «Что ж, — подумала она про себя, — он вовсе недурен собой, ничуть не менее элегантен, чем Лапьерьер, и куда изощренней умом и изысканней манерами, чем Лефор». Ей не хотелось даже вспоминать про Кенка. Однако Мерри Рул не вызывал в ней ровно никаких чувств. Нет-нет, она даже в мыслях не могла подставить этому человеку губы для поцелуя или вообразить себя в его объятиях…
Тем не менее она понимала, что не должна полностью лишать его всякой надежды, ибо догадывалась, что Рул может стать как союзником, так и беспощадным врагом.
— Ах! — с сокрушенным видом вздохнула она. — Право, даже не знаю, что ответить на ваше предложение… Вы требуете от меня серьезных обещаний, а у меня сегодня, признаться откровенно, недостаточно ясная голова, чтобы я могла здраво судить о вещах… Эта жуткая ночь совсем выбила меня из колеи… Не знаю, что вам там наговорила Жюли, но я и вправду насмерть перепугалась…