Мари Антильская. Книга вторая
Шрифт:
— Кенка… У меня украли пистолеты… Где они?
Он даже не шелохнулся.
— Если мне их не вернут через несколько минут, я велю позвать солдат из форта, и вас всех высекут кнутом…
На лице Кенка по-прежнему не отразилось никаких эмоций. Тогда, не сдерживая более гнева, она закричала:
— Ты слышишь или нет?! Ты и все твои, вы все будете жестоко наказаны! Я прикажу сжечь пару ваших и еще пару, если этого будет мало! И сжечь живьем, перед фортом Сен-Пьер, чтобы вы знали, как устраивать здесь всякие сатанинские оргии! В вас во всех вселился
Не в силах сдержать гнев перед невозмутимой безучастностью дикаря, она вернулась к себе, бегом и с трудом преодолевая огромное желание разрыдаться. Разрыдаться от ярости, от бессилия, от того, что она чувствовала себя замаранной, оскверненной…
Не замедляя шага, она поднялась по лестнице и позвала Жюли. Та, встревоженная звуком голоса Мари, тут же появилась в коридоре и со все еще осунувшимся от пережитых ночных тревог лицом спросила:
— Ах, мадам, что там еще произошло? Что там делают эти негры? Давайте уедем отсюда, нельзя нам больше оставаться в этом доме!
— Не говори глупостей! Давай-ка оденься, да поживей!.. Ты поедешь в Сен-Пьер…
— Слушаюсь, мадам… Надеюсь, мадам, по крайней мере, не ранена? Они не причинили мадам никакого вреда?
Мари нервно пожала плечами. Жюли же с настойчивостью, не в силах понять, сколь оскорбительна она для молодой дамы, продолжила:
— Этой ночью, когда мадам спустилась вниз, я встала и выглянула в окно… И видела, как этот Кенка бросился на мадам…
Мари побледнела как смерть. Она вздрогнула, но не произнесла ни звука.
— Я так — перепугалась за мадам, даже закричала… Я ведь слыхала, что негры насилуют белых женщин и что будто это даже для них какое-то особое лакомство, так что я кричала и звала много раз…
— Замолчи… Ступай приведи себя в порядок… Не теряй попусту времени…
Однако служанка не унималась. Вид у нее был по-настоящему встревоженный. Конечно, изнасилование вовсе не было в ее глазах самым страшным несчастьем; однако негры казались ей куда сильнее белых. И их дикие повадки вселяли в нее какой-то суеверный ужас. Снова мешкая и не спеша подчиняться повелениям госпожи, она добавила:
— Если Кенка сделал мадам что-нибудь дурное, то я расскажу об этом в форте. Пусть его посадят под стражу. Когда он бросился на мадам, я испугалась, как бы он вас не задушил…
— Все, довольно! — теряя терпение, крикнула Мари. — Хватит! Он меня не задушил, он не причинил мне никакого вреда… Но я испугалась и убежала…
Потом, немного помолчав, продолжила:
— Да, я действительно испугалась и уронила пистолеты. Потом закрылась в доме и только нынче утром вспомнила, что забыла про пистолеты… Но их там уже не было… Вот почему я хочу, чтобы ты немедленно отправилась в Сен-Пьер и попросила Лапьерьера…
— Попросила Лапьерьера?.. — с изумлением прервала госпожу Жюли.
— Да, — раздраженно подтвердила Мари, — именно Лапьерьера!.. Мы просто вынуждены обратиться к нему за помощью… У нас нет другого выхода… Ты скажешь ему, что прежде, во времена Дюпарке, этот дом днем и ночью охраняли часовые. Теперь здесь, в Замке На Горе, живут только две одинокие женщины… Короче говоря, надо, чтобы нам снова поставили охрану… И давай поторапливайся… Как подумаю, что, возможно, у этих дикарей теперь есть пистолеты!.. Впрочем, что я говорю! Нет никаких сомнений, конечно же, они у них!.. Так что наши жизни в их руках!..
Лейтенант Мерри Рул де Гурсела напряженно, с суровым видом стоял в гостиной. Он все еще не мог отдышаться, ведь по приказанию Лапьерьера он одним махом преодолел расстояние от форта до Замка На Горе, обогнав по дороге Жюли, и, ни разу не передохнув, соскочил с лошади, только оказавшись во дворе дома Мари.
Он озирался по сторонам, поджидая появление хозяйки и разглядывая один за другим предметы, которые находились вокруг. Впервые в жизни он переступил порог замка. Он столько слышал о роскоши этих покоев, что был удивлен, не находя того, что ожидал здесь увидеть.
По природе своей был он человеком, который все слушал, ничего не говоря сам и ничем не выдавая ни мыслей своих, ни суждений. Вот и теперь он рассматривал окружающие его вещи с таким бесстрастным лицом, не дрогнув ни единой его черточкой, что по нему никак нельзя было догадаться, что он обо всем об этом думает. Он с трудом пытался унять учащенное после бешеной скачки биение сердца, но так умело скрывал свои ощущения, что, когда на нижней ступеньке лестницы появилась наконец Мари, она никак не могла догадаться, что на уме у лейтенанта.
— Позвольте засвидетельствовать вам, мадам, свое глубочайшее почтение… — проговорил он, склоняясь в поклоне.
— Добрый день, лейтенант, — ответила Мари. — Полагаю, вы откликнулись на нашу просьбу о помощи?
— Ах, мадам, — снова заговорил Мерри Рул, — когда ваша служанка добралась до форта Сен-Пьер, она все еще была весьма взбудоражена событиями минувшей ночи. Похоже, вы стали жертвою… даже не знаю, как назвать… Жертвою насилия, и притом насилия самого наигнуснейшего толка, со стороны одного из ваших негров, не так ли?
— Жюли все сильно преувеличила, — заверила его Мари, залившись такой густой краской, что своим видом сама же опровергла собственные заверения, дав основания Мерри Рулу тут же укрепиться в своих подозрениях.
— Господин де Лапьерьер просил меня передать вам, мадам, свои извинения, — продолжил он. — Он хотел бы явиться к вам самолично, дабы своим присутствием принести вам покой и утешение, но его по делу, не терпящему отлагательств, срочно вызвал к себе генерал-губернатор, господин де Туаси. Поэтому вместо себя он послал сюда вашего покорного слугу… Вы можете полностью полагаться на меня, иными словами, вы можете рассчитывать на мою глубочайшую преданность и почтение и довериться мне, — добавил он каким-то вкрадчивым голосом, — так же, как и самому губернатору…