Мари Антильская. Книга вторая
Шрифт:
— Я не говорил ничего подобного. Мы здесь для того, чтобы поддерживать порядок и обеспечивать защиту колонистам, поскольку эта земля принадлежит Франции…
— Ах, вот как, сударь! — воскликнула Мари, вконец раздраженная этим непроницаемым видом, этой открытой враждебностью, этими уловками и увертками, явным нежеланием быть полезным, оставаясь в строгих рамках законности. — Но в таком случае, сударь, не соблаговолите ли объяснить мне, с какой целью вы явились сюда и что означает ваше поведение? Действуете ли вы по приказанию господина де Лапьерьера или по своему собственному почину? Угодно ли кому-нибудь, чтобы мне и Жюли перерезали глотки, или я все-таки могу рассчитывать на защиту? Должна ли я обратиться с этой просьбой лично к господину де Туаси? Или же мне следует покинуть остров, где мое присутствие нежелательно?
— Ах, как вы вспыльчивы, мадам! Разве я говорил вам, будто ваше присутствие на острове нежелательно? Разве я говорил вам, будто мы не желаем взять вас под защиту? Полно, будьте же благоразумны! Думаю, вы все еще находитесь под впечатлением ужасов минувшей ночи, и вполне понимаю ваше возбужденное состояние. Что ж, в таком случае, раз уж вы сами на этом настаиваете, буду вынужден изъясняться с предельной ясностью и откровенностью… Заранее прошу простить мне невольную грубость, которую буду вынужден допустить в разговоре с вами… Но сможете ли вы простить мне это?
— Разумеется, сударь, ведь я более всего желаю, чтобы между нами не было никаких экивоков и недомолвок.
— В таком случае, мадам, должен заявить вам следующее: прежде всего, вы не имеете на острове Мартиника ни чинов, ни званий, которые давали бы вам право на вооруженную охрану. Мне известно, что у вас здесь имеется две пушки, которые превращают этот замок в настоящую крепость. Могу ли я признаться, что считаю это явным излишеством, в то время как у нас уже есть крепость в Сен-Пьере? Ладно, оставим пока в стороне это мощное оружие, но ответьте мне, что сказали бы люди, дай я и вправду вам двух стражников?.. Если только не менять их каждый день, непременно пойдут разговоры, будто у вас есть протеже в форте, которых вы во что бы то ни стало желаете держать поближе к себе… Ах, вижу, вам уже не по нутру моя откровенность! Знали бы вы, сколько имен произносят с намеком, будто носящим их удавалось добиться ваших милостей… Заметьте, я сказал «будто», ибо вовсе не имею желания наносить вам оскорблений…
Лицо Мари выразило такое негодование, что Рул счел необходимым поинтересоваться:
— Могу ли я продолжать в том же откровенном тоне или рискую заслужить обвинения в дерзости?
— Продолжайте, — холодно приказала она.
— Ладно, видит Бог, вы сами этого хотели! Кроме того, мадам, нападение, жертвою которого вы якобы стали нынче ночью, дело вовсе не такое уж ясное… Ваша горничная видела вас из окна… И прошу заметить, что она, эта горничная, отнюдь не молчит. Готов поверить, что от страха у нее мог слегка помутиться рассудок, но вряд ли можно убедить таких бывалых колонистов, как я или члены Суверенного совета, будто Жюли и вправду лжет…
— Так вы мне не верите! — вне себя от ярости воскликнула Мари. — Но что же вам нужно? Какие еще вам нужны доказательства? Неужели какая-то горничная вызывает у вас больше доверия, чем та, кто сидит сейчас перед вами?
— Прошу вас, не будем говорить о происхождении, — возразил Мерри Рул, — во-первых, свидетельство всегда остается свидетельством, от кого бы оно ни исходило, кроме того, ходят слухи, будто и ваше собственное благородное происхождение вовсе еще не доказано, а некоторые люди, которых я с удовольствием счел бы гнусными клеветниками, и вовсе утверждают, якобы в недалеком прошлом вы были не более чем служанкой на постоялом дворе…
Мари побледнела как полотно. Она поднялась с кресла. И срывающимся голосом с трудом проговорила:
— Покончим с этим, сударь. Вижу, этот разговор все равно ни к чему не приведет. Так что лучше прекратить его сейчас…
Мерри Рул даже не шелохнулся. Он опустил голову, делая вид, будто не заметил, что Мари, по сути дела, указала ему на дверь. Казалось, он о чем-то размышлял, и юная дама, будучи неспособна прочитать на его лице даже малейших отражений чувств, не могла догадаться, о чем же он думал. Она без конца задавала себе вопрос, в чем причины его столь странного поведения. Почему после признания в страстной к ней любви Лапьерьер ведет себя подобным образом и позволяет это делать своим подчиненным? Чего он хочет от нее добиться? Что означает столь резкий отказ обеспечить ей защиту против негров?
— Позволительно ли мне будет, мадам, — спросил вдруг Мерри Рул, — представить вам этот вопрос с совершенно иной стороны?
— Что ж, я слушаю, — сухо разрешила она.
— Видите ли, — начал он почти любезным тоном, — видите ли, дело в том… что в таком положении, как ваше… Поверьте мне, вы живете в доме, который слишком велик и слишком роскошен для вашего нынешнего положения…
— Но этот дом принадлежит генералу!
— Ах, мадам! — с почти душераздирающей печалью в голосе воскликнул Рул. — Видите ли, господину Дюпарке, увы, никогда уже более не суждено вернуться на Мартинику! Пора расстаться с иллюзиями! Нам стало известно из надежных источников, и я полагал, что господин де Лапьерьер уже сообщил вам об этом, что даже если командор де Пуэнси вернет ему свободу, он все равно будет волей-неволей вынужден сразу же возвратиться во Францию, даже не имея возможности хоть ненадолго задержаться на этом острове… Нет-нет, все имущество, которое принадлежит ему здесь, потеряно для него навсегда. Дай Бог, чтобы ему еще хоть как-нибудь возместили убытки. Так вот, повторяю, этот дом слишком велик для вас и слишком удален от города, чтобы в нем могли спокойно жить две одинокие женщины.
В полном ошеломлении Мари смотрела на лейтенанта. Она задавала себе вопрос, к чему, интересно, он клонит и почему снова так настойчиво повторяет, что генерала Дюпарке ждет это неизбежное изгнание. Ей пришлось сделать над собой неимоверное усилие, чтобы сдержать рвущееся с уст восклицание протеста и не прервать офицера.
— Две одинокие женщины, живя в таком огромном замке, подвергают свою жизнь в условиях нашего острова серьезнейшему риску. Этой ночью вы и сами имели случай убедиться, сколь опасны могут быть негры. Должен уточнить, что, будь на вашем месте мужчина, эти дикари обошлись бы с ним куда менее милосердно… Обычно они с полным хладнокровием просто перерезают колонистам глотки. Нет никаких сомнений, что только благодаря тому, что они удовлетворяют с их несчастными женами свои низменные страсти, они зачастую и оставляют их в живых… я говорю — зачастую, но отнюдь не всегда!.. Кроме того, считаю своим долгом напомнить вам и об опасностях, которые грозят жителям острова со стороны индейцев-караибов. Правда, сейчас у нас есть с этими дикарями некое соглашение, которое они пока что вроде бы соблюдают… Но мы слишком хорошо знаем этих индейцев, чтобы доверять их слову. Ведь они словно дети. Никогда невозможно заранее предвидеть ни их действий, ни того, как они будут реагировать на те или иные события, и нет никакой уверенности, что завтра или послезавтра они не вторгнутся в наши края… И что, позвольте полюбопытствовать, вы будете здесь делать в таком случае, не имея никого рядом, кроме своей Жюли и рабов?
Он замолк, чтобы перевести дыхание и дать возможность Мари обдумать его аргументы. Потом продолжил:
— Нет-нет, мадам! Поверьте, самое лучшее, что вы можете сделать, это покинуть замок. Мы с господином Лапьерьером найдем вам другое жилище, где-нибудь в Сен-Пьере или в непосредственной близости от него, какой-нибудь дом, который бы куда больше соответствовал вашему нынешнему положению и вашим средствам…
— Моим средствам? — возразила Мари. — Вы говорите о моих средствах, разве они вам известны?
— По правде говоря, я не знаю, имеете ли вы состояние. Однако могу сказать, что ваш нынешний образ жизни, похоже, весьма мало соответствует размерам и роскоши этого замка…
— Выходит, если я правильно вас понимаю, вы советуете мне продать Замок На Горе, не так ли?
— Но позвольте, мадам! — воскликнул Рул. — Не вы ли сами только что говорили мне, что этот замок не ваш, что он принадлежит генералу Дюпарке?.. По какому же праву вы смогли бы его продать?
— В таком случае, я положительно не понимаю, к чему вы клоните, — заметила Мари. — Вы уверяете меня, что найдете мне дом в Сен-Пьере или где-нибудь поблизости — а я вполне отдаю себе отчет, с какими трудностями столкнулись бы вы в поисках такого жилища, — и в то же время вы советуете мне покинуть этот замок, который мне ровно ничего не стоит. Этот дом, что вы намерены найти мне в Сен-Пьере, он что, будет предоставлен мне даром? Или же вы собираетесь ввести меня в новые расходы?