Марина
Шрифт:
Мы вырвались на улицу. Ночь была снежная и мягкая, со снегопадом. Еще ни разу в моей жизни в такие ночи не происходило ничего плохого.
По пустой Садовой громыхали последние заснеженнее трамваи.
— Успеем? — спросил Сергей. — Я хочу пешком…
— Ладно, пошли пешком.
На Невском трудились дворники. Они сновали среди высоченных сугробов в своих зеленых ватниках и были похожи на гномиков, которые трудятся в подземелье. Тарахтели снегоочистительные машины. И все это для того, чтобы завтра никто так и не узнал, что
Я набирала снег пригоршнями, так, что за рукава текло, швыряла в Сергея. И он, вначале ужасно стесняясь этого, потом все больше расходясь, сгребал его своими длинными лапами и швырял в меня.
Мы хохотали до звона в ушах, до того, что казалось — звезды сыплются с неба и поджигают деревья в Екатерининском садике.
Потом мы сидели в какой–то парадной и, разувшись, грели ноги на батарее.
— А вот летом… — говорил Сергей.
— Летом, — перебивала я, — мы поедем с тобой вашу Псковскую область… Только бы лето было не жаркое… Мы заедем к моей бабке, а потом уйдем бродить по деревням, просить милостыню…
— Нет, — говорил он, — мы поедем к нам на Волгу…
— Что твоя Волга, что твоя Волга… А вот у нас, у бабки… Я тоже скобариха, мы все скобари… A cкобарь — это тебе не Волга…
— Да я знаю скобарей. Подумаешь — скобари! Зато Волга…
— Хорошо, мы вначале поедем на Волгу, а потом к скобарям… Жизнь ведь длинная…
— Но куда мы будем девать детей?
— Каких детей?
— Наших. Ведь за длинную жизнь будет столько длинных ночей.
— Я буду носить их в тряпочке на бедре. А ты в мешке за спиной. А когда научатся ходить — побегут следом…
— Босиком?
— А ты как думал?
— Я так и думал.
— А у нас дом на горе стоит. А около дома сосна, на один бок ветром сдутая… Когда ветер — она скрипит. И так хорошо спать! У бабки две кошки, она с ними разговаривает, потому что больше не с кем.
— А у моей бабки…
И вот он совсем пустой, мешок с моими мечтами.
Не вышло у нас с Сергеем поехать ни на Волгу, ни на Псковщину. Не вышло да и все. Он пуст — мешок с моими мечтами.
Я даже про себя стесняюсь думать о просторных лугах с низкой, душистой травой, о кузнечиках и чибисах, о целебной ягоде землянике и манжетках, наполненных росой. Мне не снится сосна со сдутой ветрами кроной.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
— Я тебя вот по какому вопросу, детка… Понимаешь, есть ролишка, очень мне дорогая… Нюра ее зовут. Нюра. Ты почитаешь сценарий потом. Только не спутай: Нюра! Ты, конечно, согласна? Ну так слушай дальше… Нюра — это теплый человечек…
У режиссера огромная борода лопатой и луженая глотка. Темные очки, хотя мы сидим в комнате. Ярко–алый свитер и белые брюки. Сколько ему лет — непонятно.
Мое лицо сейчас, наверное, под цвет его свитера. Пытаюсь вникнуть в то, что он мне говорит.
— Конечно, так просто это тебе не обойдется… Нужно будет кое–что почитать, посмотреть кой–какие фильмы… Вот тебе пара билетиков на просмотр в Дом кино, пойдешь со своим мальчиком… Так вот, на первый раз даю тебе задание…
В комнату входит пожилой мужчина с живыми, цвета спелой вишни, глазами. Смотрит на меня и подмигивает.
— Костик, где ты ее добыл?..
— У Альперовича снялась.
— Стой, стой, стой… Это та, что там моргала и плакала?
— Ну!
— Так это ты была?
— Я…
— Этот гад Альперович всегда найдет изюминку.
— Что ты, Митя! Тут фунт изюму!
— И что ты ей хочешь дать?
— Да эту, Нюру…
— Какую еще Нюру?
— Да есть там такая Нюра.
— И что он вам говорит? — Митя обращается ко мне, но ответа не ждет, а тут же начинает говорить сам: — Не слушай ты его, старушка… Ничего не читай и ничего не смотри. Не забивай себе голову сквозными действиями и сверхзадачами…
— Митя, иди ты знаешь куда! — обрывает его режиссер.
— Ухожу, ухожу, ухожу, — говорит Митя и на прощанье делает мне ручкой.
— Эти безработные трепачи… Шляются где попало и языком молотят, — ворчит режиссер, — вот теперь с мысли сбился…
— Вы говорили, что задание…
— А, да–да… Слушай, пойдем, я провожу тебя до остановки, а то тут ведь не дадут поговорить.
— Идемте…
— Так вот в чем там фокус. Нюра любит главного героя. Она его очень любит, но тут приезжает красавица врач, и он на ней женится. И вот у них там свадьба, а Нюра, можно сказать, ни при чем… Вполне вероятно, что она там многим отказывала из–за него, или еще что… В общем, сама почитаешь. Ты быстро читаешь?
— Да.
— Посмотри у Андерсена «Русалочку», пригодится. Идея та же. Первый бал Наташи Ростовой погляди В общем…
— Этот пижон — Костя, или этот пижон кто–то другой? — вдруг раздается сзади громкий голос.
— По–моему, этот пижон — Костя… — говорит второй голос.
Мы оборачиваемся.
— И тебе не стыдно заставлять нас искать тебя по всему городу? — мужчина с подвижным лицом, изысканно одетый, хватает режиссера за грудки.
Второй, маленький курносый парень, тут же изображает две пощечины режиссеру (старый прием: не дотрагиваясь до лица, шлепает по своей собственной ладони).
— В чем дело, дети?
— Шарый закатил бал. Мы уже намариновались немножечко по этому случаю, но Шарый просил тебя отыскать… Ищем по всему городу. Дома тебя нет, на студии нет…
— Я только что со студии. Шарый–то мне действительно нужен…
— Его пока нет, но скоро приедет. Жену в отпуск провожает…
— Вообще–то Шарый очень нужен, — повторил режиссер, почесав в затылке.
— Тогда надо ловить такси, — сказал маленький.
— Ну, я пойду. — Я тронула режиссера за рукав.