Марьинские клещи (сборник)
Шрифт:
Пожалуй, два обстоятельства всё же отличали биографию Юшкевича от боевого пути Конева. Когда закипела в 1936 году гражданская война в Испании, Василий Александрович добровольцем уехал туда. Какое-то время он являлся даже военным советником республиканского Правительства, которое располагалось под Мадридом. Когда Юшкевич вернулся в Советский Союз, то он внезапно угодил в тюрьму.
Увы, у всякого военного, тем более, если имел высокое звание, была своя карьерная тайна, свои взлёты и падения. И ещё — особый догляд властей, чаще — переменчивый, не всегда справедливый.
Василий
Больше года провёл он за решёткой. А когда его выпустили так же неожиданно, как и арестовали, то после через какое-то время наградили орденом Ленина «за успешное выполнение боевого задания в Испании».
Как в той поговорке: или — грудь в крестах, или — голова в кустах.
С начала войны В.А. Юшкевич командовал стрелковым корпусом. Василий Александрович был истинным командиром, показывал в боях настоящее военное искусство. Иван Конев помнил генерала по сражению за Смоленск. Тогда, 19 июля 1941 года, корпус Юшкевича при поддержке 38-й дивизии полковника М. Г. Кириллова освободил полностью город Ярцево — первый населённый пункт, отбитый у оккупантов за месяц жестоких боёв. Хотя освобождение продлилось недолго, но оно показало нашим войскам, что фашистского монстра можно бить, топтать, уничтожать.
У гостя за плечами была Вязьма, а у командарма — Торопец.
Отбивая атаки фашистов, 22-я армия попала в окружение на торопецком направлении. Генерал, однако, не пал духом, уберёг солдат и офицеров от разгрома, вскоре они прорвали кольцо окружения и вышли в район города Андреаполя.
Так армия Юшкевича сохранила и людей, и боеспособность.
— Задание понятно! — сказал Василий Александрович. — Лучшие силы армии отдаю, Иван Степанович. Жалко, но что поделаешь? Приказ подготовим теперь же, соединения оперативно перебросим на автотранспорте под Калинин.
— Я не сомневаюсь в ваших бойцах и командирах, а их опыт как раз теперь и пригодится, — сказал Конев.
Дивизия генерала С.Г. Горячева должна была занять оборону на окраине Калинина, вдоль шоссе на Бежецк, соединения под командованием генерала В.И. Швецова выйти в район Торжка и взять под контроль автостраду Калинин-Торжок.
— Может, заночуете, Иван Степанович? — предложил Юшкевич.
— Нет, не могу, надо успеть ещё в Ржев, к Масленникову.
— Темно, водитель ваш устал, не ближний путь проделал, — заметил Василий Александрович. — И опять в дорогу?
Мало ли что в дороге случится? Оставайтесь, Иван Степанович, на зорьке и поедете.
— Что ж, разумно, — согласился Конев. — Предложение принимаю.
Величавый хвойный лес, побелённый понизу робким снежком, окаймлял трассу на Ржев. Сладким покоем, уже давно оставленным в горячке войны, веяло от древних сосен, на их верхушках играли заревые лучи.
Хотелось хоть как-то, хоть на минуту отвлечься от тяжести лихолетья.
Утро настраивало Чуранова на лирический лад. И он, весело взглянул на хозяина, пропел в вологодском духе:
Я не твержу: «Ой, что-то будет!» — залетке. И не прячу взгляд. И не гулять — так бабы судят, А и гулять — так говорят. Гуляю — сплетницам в отместку, На зорьке падаю в кровать… Коли бояться сильно треску, Так и в лесу не побывать.Генерал оторвался от размышлений, тепло улыбнулся.
— А что, Николай, из частушек да прибауток, сколь ты знаешь, энциклопедию вполне соберёшь, я люблю почитать такое на досуге, — оживился он. — Вот войну закончим, записывай всё, издадим прямо в Вологде. А?
— Что вы, товарищ генерал! — Николай был польщён. — Я же самоучка. А в наших вологодских деревнях встречаются такие знатоки прибауток да бухтин, что я им и в подмётки не гожусь, начнут — не переговоришь, на всякий чих найдут присказку.
И Николай пропел:
Пошёл в овин я На исходе дня, Там самогонка капает И радует меня!— Не скромничай! — сказал Иван Степанович. — И у тебя целый короб частушек наберётся. Приказываю: давай начинай записывать со следующего дня.
— Слушаюсь, — ответил водитель.
Чуранов кивнул, хотел ещё что-то сказать, но не успел — прямо на колее зияла воронка от бомбы. Он стал её объезжать, такая же яма красовалась на обочине, из ямы торчали переломанные взрывом сосны, дальше — тоже воронки.
— Изверги! — не вытерпел Николай Чуранов. — Мало им людей, деревень, городов, так и лес взялись корёжить. Вон сколько поналомали!
— У них цель такая — оставить после себя пустыню, выжженную огнём, — поддержал разговор генерал, — для того и напали на Советский Союз.
Ближе к Ржеву они всё чаще встречали беженцев. Кто шёл пешком, кто ехал на подводах, в основном, женщины и дети. Кто-то вёл корову или лошадь, но их было мало. Большинство несло в руках узелки с нехитрой провизией и документами, а всё нажитое брошено было в Ржеве. Всякий теплил надежду, что беда временная, что он вернётся домой, а дом останется невредимым.
Когда прибыли в расположение частей, адъютант Конева быстро нашёл штаб 29-й армии, её командующий оказался на месте, что было очень кстати.
Генерал-лейтенант И.И. Масленников, широкоплечий, подстриженный под нуль, с хмурым лицом, сдержанно принял Конева, на что имел какие-то свои соображения, о них он предпочитал не распространяться. Во всяком случае, Масленников, как и некоторые другие командующие армиями, разделял мнение отдельных высоких лиц в Москве о вине Конева в трагедии под Вязьмой.
Генерал Масленников доложил заместителю командующего Западным фронтом о ситуации под Ржевом. Решительных мер против наступления врага армия не предпринимала. Это вызвало раздражение у Конева. Усилием воли Иван Степанович погасил гнев, готовый вырваться наружу, но недовольство просочилось в его словах.