Мария, тайная жена
Шрифт:
— Как я полагаю, сударыня, вы имеете в виду Лефора. У меня сейчас есть факты, неопровержимо доказывающие его непричастность к заговору и — более того — его правоту. Нам уже известны истинные вожаки, сударыня, и главный из них — Бофор!
— Бофор?
— Да, сударыня, именно Бофор. Тот самый человек, которого Лефор постоянно обвинял.
Мария молчала, думая о Лефоре. Как она в нем ошиблась! Но, с другой стороны, стоит лишь взглянуть на его лицо! Мог ли он в самом деле быть порядочным человеком или по крайней мере преданным генералу? И Мария почувствовала, как постепенно улетучивается враждебность, которую она испытывала по отношению к бывшему пирату.
— Вы хотите сказать, — заметила Мария, — Лефор лучше, чем мы предполагали?
— Как я думаю, сударыня, он может быть нам даже полезен.
Мария ничего не ответила, и Лапьерье тогда прямо спросил:
— Могу ли я рассчитывать на вашу поддержку?
Мария за время беседы несколько раз меняла свое положение в гамаке, в результате полы ее капота разошлись, обнажая прелести, которые она перед этим пыталась скрыть. Со своего места Лапьерье видел ее грудь — две твердые округлости молочной белизны. Она выглядела поразительно молодой и очень красивой, и Лапьерье нашел ее необычайно привлекательной. И опять им овладело замешательство, как в тот момент, когда он, войдя, увидел ее в прозрачном наряде.
Мария как будто и не подозревала, в каком он состоянии.
— Но разве что-то случилось, что дало вам повод ожидать ухудшения обстановки на острове в ближайшие несколько недель? — спросила она.
— К сожалению, случилось. Как я уже говорил, сударыня, я как раз собирался уехать из Сен-Пьера, но меня задержала делегация колонистов во главе с господином Бофором. И как вы думаете, что они с собой привезли? Хартию, мне на подпись, которая, если я ее подпишу, сделает плантаторов совершенно независимыми от Американской островной компании!
— Независимыми от компании? — изумилась Мария, слегка приподнявшись, и капот совсем съехал с ее плеч.
— Верно, — ответил Лапьерье. — Документ у меня с собой. Семнадцать колонистов сочинили и подписали бумагу.
— Всего лишь семнадцать! — воскликнула Мария. — Но это же абсурд! На острове живут по крайней мере десять тысяч поселенцев!
— Вы правы, сударыня, но если бы Бофор пожелал, то мог бы получить менее чем за месяц подпись каждого из этих десяти тысяч. Среди них нет ни одного, кто бы не хотел освободиться от компании, которая их разоряет. Бофор прекрасно осведомлен. Когда люди узнают, что он борется за избавление от ярма Американской компании, они все пойдут за ним.
— Документ, вы сказали, при вас?
Доставая из кармана камзола бумагу, Лапьерье объяснил, как ему удалось добиться отсрочки окончательного решения на четыре дня.
— Но если я и тогда откажусь подписать, — заключил он, — то произойдет бунт.
Поджав губы и нахмурив лоб, Мария исследовала хартию. Ее написал собственноручно Бофор, что было видно из сопоставления его подписи с почерком, которым был исполнен документ. Читая фамилии подписавшихся, она вдруг спросила:
— А кто это? Фамилия совсем неразборчива.
Лапьерье поднялся и, взглянув ей через плечо на бумагу, ответил:
— Лазье, Филипп Лазье. Неудивительно, что он с трудом вывел свое имя. Неделю тому назад Лефор проткнул ему шпагой плечо.
— Опять Лефор, — рассмеялась Мария.
Раздражение, которое она раньше испытывала всякий раз, думая о Лефоре, теперь совсем исчезло, и она призналась, что вела себя по-глупому, обижаясь на его манеру выражаться. Грубые слова и замашки были естественны для бывшего пирата. И она громко рассмеялась, вспомнив, как он с багровым от ярости лицом нахлобучивал шляпу на голову, ударяя кулаком по тулье, как пытался вскочить в седло, когда кто-то нарочно ослабил подпруги. И ей было приятно думать, что Лефор серьезно ранил опасного бунтовщика.
Мария уже больше не обращала внимания на свой капот, и когда она смеялась, полы совсем разошлись, полностью обнажив восхитительную грудь. Вид божественных округлостей в сочетании с запахом молодого женского тела совершенно выбил Лапьерье из колеи, который, как и все остальные мужчины, под воздействием тропического климата чрезвычайно легко распалялся. От внезапно возникшего горячего желания кровь бросилась ему в лицо, глаза начали вылезать из орбит, на шее вздулись вены. Его охватило чувство восторженного упоения, и он окончательно потерял голову.
Не в силах далее сдерживать себя, он, протянув руку, коснулся пальцами груди Марии и тотчас ощутил дрожь, пробежавшую по ее телу. Мария хотела привстать и оттолкнуть его, но Лапьерье, охваченный неукротимой страстью, уже сжимал ее в своих объятиях.
Совсем близко она видела его глаза, горевшие огнем чувственного азарта. Интенсивность его вожделения и страстные объятия взволновали ее кровь, привели молодую женщину в состояние крайнего возбуждения.
А Лапьерье уже всем своим весом навалился на нее, и его руки гладили ее бедра и ноги. Веревки гамака больно врезались в спину Марии, но эта боль была ей приятна. Под его нетерпеливыми пальцами вибрировало все ее тело. То были ласки, которые Марии снились по ночам. Ей казалось, будто она летит в пропасть. Безуспешно пыталась Мария преодолеть собственную слабость, ее тело отказывалось подчиниться, ибо оно всеми фибрами тянулось к мужчине. Почувствовав губы Лапьерье на своих губах, Мария поняла, что именно этого она все время хотела. Его поцелуи становились все горячее, все настойчивее.
Листок бумаги со статьями хартии, так старательно выписанными Бофором, валялся забытым на полу.
Пока Лапьерье ласкал ее, оба не произнесли ни слова. Как в тумане Мария спрашивала себя, почему у нее недостает сил оттолкнуть его, устоять против домогательства человека, которого она не любила, не уважала и который даже физически не привлекал ее.
Распахнув капот, Лапьерье, уже не стесняясь, дал полную волю рукам. Он больше не держал ее в объятиях, а любовался прекрасным телом, белизной ее кожи, освещаемой чудесным солнцем тропиков. Его пальцы гладили ее, и она вся трепетала от нежного прикосновения. Испепеляемая неистовым желанием, Мария всем своим существом жаждала достичь абсолютной вершины удовлетворения. Оба забыли обо всем на свете.
А потому они не услышали стук лошадиных копыт по камням дороги, ведущей на холм к «Шато Деламонтань». И только конь Лапьерье, громко заржав, заставил их вздрогнуть и очнуться.
— Кто-то идет! — воскликнула Мария.
С неожиданной силой оттолкнув Лапьерье, она села, стягивая полы капота на груди и прикрывая тонкой тканью голые ноги.
Зазвенели шпоры всадника, пересекавшего внутренний двор. Оглянувшись, Мария заметила менее чем в пяти шагах от себя молодого мужчину. Он видел, что произошло между нами, подумала она. Улыбка незнакомца, однако, была такой мягкой и обворожительной, что все ее опасения моментально исчезли. Лежа в гамаке, Мария спросила: