Мария, тайная жена
Шрифт:
— Потому что вы застали меня с губернатором?
— Вовсе нет. Я так решил, как только впервые увидел вас, Мария. Я не знал, как мне это удастся, но не сомневался в конечном успехе.
— Вероятно, вы испытываете подобные чувства ко всякой женщине, — заметила она резковато.
— Ничего подобного я никогда не испытывал прежде!
— Реджинальд, вы лжете!
Де Мобре раскатисто расхохотался.
— Возможно, но какое это имеет значение? Мы, Мария, просто побывали в мире грез. Все произошедшее нам лишь пригрезилось. Когда я уеду, у каждого из нас останутся тайные воспоминания, которые мы станем бережно хранить. Отныне они будут единственной ниточкой, связывающей нас.
Говорил он бодрым, добродушно-насмешливым тоном, но по легкому дрожанию его голоса Мария поняла, что за внешней бравадой скрывается настоящая грусть. Она теснее прижалась к нему, как бы говоря: «Не оставляй меня! Останься здесь или возьми меня с собой! Я не могу жить без тебя, без твоей улыбки, без твоего прекрасного тела».
Внезапно оба услышали, как в доме кто-то звонко и радостно запел. Отпрянув от молодого шотландца, Мария воскликнула:
— Это Жюли!
Мобре взглянул на дом, где за широким окном увидел служанку, весело и легко сбегавшую по лестнице.
— Я посылаю Жюли в Сен-Пьер с поручением, — сказала Мария. — Она доедет с вами почти до гавани.
Шотландец лишь кивнул головой в знак согласия.
— Я готова, сударыня, — проговорила, подходя, Жюли.
— Кинк сейчас приведет лошадей. Ты поедешь с господином де Мобре, — распорядилась Мария.
Девушка подняла глаза на кавалера. От всего ее существа веяло безмятежной радостью; казалось, в любое мгновение она готова заливисто рассмеяться, смех искрился у нее в глазах, в которых де Мобре как будто уловил что-то похожее на ироническую улыбку.
Подъехал Кинк с лошадьми, и Реджинальд, ведя на поводу коня, приблизился к побледневшей Марии, чтобы попрощаться. У нее мучительно сжалось сердце, когда он грациозным движением взял протянутую для поцелуя руку. Из-за присутствовавшей Жюли молодой человек лишь слегка коснулся губами нежной кожи, однако свои чувства он выразил достаточно ясно крепким пожатием пальцев.
— До свидания, сэр Реджинальд, — с усилием проговорила Мария.
Кинк помог Жюли взобраться на лошадь, и она уже затрусила по дороге, когда де Мобре, коснувшись ногой стремени, легко вскочил в седло.
— Прощайте, — сказала Мария тихо, чтобы не услышала Жюли.
— Прощайте, — ответил де Мобре, и Мария поспешила в дом, будучи не в силах справиться с охватившим ее отчаянием.
Некоторое время Реджинальд и Жюли ехали молча рядом. Дорога, построенная дю Парке, была неровной и извилистой, но почти на всем протяжении позволяла видеть Сен-Пьер, бухту и стоявшие на якоре корабли.
По обе ее стороны буйно разрослась тропическая растительность. Однообразие пышной зелени там и сям прерывали великолепные цинии и другие яркие цветы, а непосредственно на обочине росла в изобилии лесная земляника.
Потом Жюли пропустила шотландца вперед, держась сзади, внимательно рассматривала каждую деталь его ладной фигуры, втайне завидуя своей госпоже, которой удалось покорить такого красивого кавалера.
Де Мобре ехал, высоко подняв голову, и, казалось, совершенно забыл о своей юной спутнице. Возможно, предположила Жюли, он все еще думал о Марии. На ближайшем повороте, однако, де Мобре натянул поводья, сдерживая коня и давая девушке возможность вновь догнать его. Повернувшись в седле, де Мобре смотрел на подъезжавшую Жюли. Она показалась ему очаровательной в своем легком светлом платье.
— Знаешь что, моя прелесть? — сказал он, когда Жюли поравнялась с ним. — Мне кажется, твоя лошадь еле-еле переставляет ноги. Видимо, недовольна обилием выбоин и камней.
— Она к ним привыкла, сударь, — заявила Жюли спокойно. — Я проделываю этот путь ежедневно два раза.
— Ну, а как насчет моей лошади? — спросил он. — Тебе не кажется, что она прихрамывает?
— Пока не заметила, — ответила девушка.
— Готов поклясться, у нее что-то не в порядке с бабкой. Я немного проеду вперед, а ты посмотри. Почти уверен, что лошадь спотыкается. Быть может, ты заметишь, в чем дело.
Щелкнув языком, де Мобре тронулся с места. Вскоре Жюли решила, что видела достаточно, чтобы сформировать определенное мнение, и, ударив коня по крупу, поскакала за шотландцем.
— Ну как? — спросил тот, когда девушка оказалась рядом. — Мой конь действительно прихрамывает или мне только показалось?
Жюли звонко рассмеялась.
— Вы, на мой взгляд, отличный наездник, — сказала она, — если можете заставить свою лошадь в нужный момент спотыкаться. Я точно знаю: поначалу, когда мы выехали из «Шато Деламонтань», ваш конь ступал нормально, но сейчас он как будто в самом деле прихрамывает!
— Именно этого я и опасался, — заметил Реджинальд, нахмурившись. — Бедному животному необходимо немного отдохнуть, иначе оно скоро выдохнется. Однако ты, я полагаю, спешишь? — добавил он тут же.
— Ничуть, — заверила его Жюли.
Без дальнейших церемоний де Мобре спешился и, привязав коня к стволу бамбука, подошел к Жюли, чтобы помочь ей слезть с лошади. При этом он не просто предложил опереться на свою руку, а, обхватив девушку за талию, без видимых усилий снял ее с седла и аккуратно поставил рядом с собой на землю.
— Какие вы сильные! — воскликнула она.
Не обращая внимания на ее восторженную реплику, де Мобре заботливо огляделся. «Шато Деламонтань» скрылся из вида, заслоненный обширным лесным массивом. Внизу — лишь зелено-голубая сверкающая гладь океана, сливающаяся вдали с яркой синевой небесного купола. Вокруг ни души.
— Вероятно, по этой дороге мало кто ездит? — заметил де Мобре.
— Очень редко, особенно после того, как генерал попал в плен на Сент-Китсе. Теперь никто не посещает «Шато Деламонтань». В прежние дни у нас бывало много гостей, а нынче сделалось, по-моему, слишком тихо в большом доме. К счастью, госпожа почти каждый день посылает меня в Сен-Пьер за новостями. Так что мне не приходится скучать, — весело рассмеялась Жюли.