Мария в заповеднике
Шрифт:
Тяжелый удар об пол прервал старца на полуслове.
— Он, в общем-то, человек военный… — попытался оправдать офицера безопасности Пер перед смертельно обиженным и заткнувшимся старцем.
Упавший со стула во сне Дермот продрал глаза и тихо присел обратно на свое место.
— Вот и еще один баг в программе, — едва слышно процедил сквозь зубы Йоцхак.
Пер заметил, что Мария едва сдерживает смех, и чтобы не сорваться, она напустила на себя, как обычно, льду.
Старец от обиды не мог больше вымолвить ни слова. Окультуривание Персонала пришлось оставить. Кажется, духовные возможности «римских статуй» в глазах культурной элиты империонов упали теперь и вовсе до
Потом в ожидании торжества они слонялись около Резиденции. Пер с интересом разглядывал прибывающих к часу Обряда все новых и новых гостей и пытался определить их численность: Мария не захотела давать ему каких-либо стратегических сведений о своем карликовом без пяти минут королевстве.
«Моя совесть должна быть чиста перед Родиной, — сказала она. — Работать в пользу Большого Конгресса — не в моих правилах. Сами шпионьте тут все, что нужно. Мешать не стану».
Некоторые избранные аборигены с завистью оглядывались на Персонал Станции. Несколько уязвленных барышень долго шли следом, но приблизиться так и не решились. Зато краймеры глядели на пришельцев с той бесподобной угрозой, которая почему-то всегда приводила в ужас простых аборигенов — они, кстати, впервые будут наблюдать Обряд Оплодотворения Матери Наследника по телевидению: такового было распоряжение Калиграфка, но Пер мог предположить, что после его последнего донесения Большой Конгресс, конечно, уже навесил спутники над этим районом, и завтра телевизоры и радиоприемники больших империонов заговорят совсем на другом языке — на ненавистной аборигенам земли индокирилолатинице.
Повсюду кругом себя избранные гости, как засуха и разруха, несли с собой запустение и сеяли мусор: быстро исчезали куда-то мелкие вещи и столовые приборы, зато в вокруг росли горы отходов. Весь лес вскоре был усыпан обрывками бумаги, вскрытыми консервными банками и пустыми бутылками; были поломаны тысячи кустов и деревьев, и даже в асфальтах появились свежие трещины и выбоины, что уже походило на мистику, поскольку все краймеры были в импортных кроссовках. В номере Магнуса выбили стекло в окне. По-видимому, он тоже не нравился местным. Истома это чувствовал и благоразумно и ненавязчиво держался все время в пределах видимости и слышимости офицера безопасности Станции Дермота Уэлша. Домик Персонала также ограбили.
Облегчались гости у всех на виду. В районе Усадьбы прозвучали выстрелы, и куда-то пробежал по коридорам Резиденции Стрекоблок.
— Они здесь тебе все пастбище вытопчут, — предположил Пер, столкнувшись один раз с Марией в холле.
— Вот увидишь, завтра они, как только осознают, что заключены в зону и что выхода нет, сами наведут порядок — у краймеров сильно развито чувство лагерного самоуправления.
— Жаль, у нас украли ящик с игрушками, — посетовал Пер, — тебе нечем будет поощрять их первое время,
— Ты обязательно должен запросить новые игрушки для Заповедника, — потребовала Мария. — Побольше барахла, погремушек, магнитофонов, зажигалок, игрушечной валюты… В общем, сам знаешь, что-то в расчете на среднего империона — и краймеры будут ходить у меня в подчинении, в этом смысле они ничем не отличаются от простых подданных.
— А что прислать для поэтов, культурной элиты? — поинтересовался Пер, как богатый американский дядюшка.
— Я для того и собрала их здесь, в Заповеднике, чтобы сохранить цвет нашей культуры, — сказала Мария, — а ты все равно не оставляешь своих варварских цивилизованных попыток загубить ее. Настоящая поэзия, истинная культура в Большой Империи исчезнет сразу, как только я стану раздавать поэтам предметы роскоши. Я буду вынуждена и впредь запрещать и держать в голоде своих поэтов, как это делалось в Большой Империи, иначе они не напишут и строчки. Здесь, Пер, тебе не Цивилизация, где поэты свой божественный дар тратят попусту для рынка, нет, здесь они у меня, как и прежде, станут преодолевать бюрократические преграды и биться головой о стенку гонений, иначе, повторяю, они не создадут ни единого шедевра.
— Это будет поистине уникальный Заповедник, — соглашался с ней Пер.
Пока главный техник вел беседы с будущей царицей, произошли новые любопытные события.
Йоцхак отправился на Станцию, чтобы захватить с собой портативный блок спутниковой связи с офисом по планированию. На пути «туда» с него сняли кроссовки и вельветовые штаны, а «обратно» — его преследовали какие-то краймеры особой внешности с криками: «Деньги! Деньги!». Это было настолько непонятно и страшно, что Йоцхака они не догнали.
Второе событие касалось Дермота. Вместе с краймерами, служителями культа, святыми и творческой элитой Заповедник наводнили какие-то выморочные девицы с волоокими глазами. Они истово готовились к великому Обряду и с визгом шарахались от краймеров. На них Персонал не обращал внимания совсем, как на стрекоз в лесу. Девицы, однако, сразу же забывали, зачем они здесь, при виде кого-нибудь из членов Персонала. Дело кончилось тем, что одна из них подкралась к Дермоту сзади и со словами: «Так не доставайся же никому!» — плеснула ему в лицо какой-то жидкостью.
Она, разумеется, промахнулась, но Пер из этого сделал вывод, что Персонал становится объектом нездорового любопытства со стороны гостей и будущих обитателей Заповедника и что при данной концентрации аборигенов отношение их к пришельцам становится слишком уж навязчивым и фамильярным, и Пер впервые задумался о том, что ждет в Заповеднике Персонал завтра, когда Мария закроет границы?
Но времени на размышления уже не оставалось. Солнце близилось к закату, и в Заповеднике возникло как бы само собой движение всей двуногой фауны в направлении Усадьбы. На лужайку перед Резиденцией высыпала свита Министра, и вскоре появился сам Шенк Стрекоблок. Он не походил на счастливого тестя, хотя при сложившейся расстановке политических сил в Империи он не мог пожаловаться на жениха своей дочери, которого выбирал сам Калиграфк!
Наконец, с крыльца свели Ольгу — она была почти без чувств, и на этот раз, кажется, не притворялась. Ольгу подсадили в обрядовую карету из фанеры, запряженную почему-то громадной ломовой лошадью, и вся процессия двинулась в направлении Усадьбы. Выморочные девицы, исполнявшие, по-видимому, роль подружек-плакальщиц, потянулись за каретой, громко взвыв на весь лес.
— Так раньше выглядели похороны в России, — прошептал ностальгически Пер Йоцхаку, который был одет теперь в новые штаны из гардероба… Магнуса — Магнус явно терял самообладание и готов был делиться с Персоналом последним…
— Примерно такими я и представлял себе похороны, когда читал родную историю. У нас в России похороны всегда грозили перерасти в массовые беспорядки, нигде больше так не возились с телом покойного и не доводили себя до крайних степеней истерики, как это было в России во времена ее собственной дикости и варварства. У одного нашего историка говорится, что неприличие похорон дошло до такой степени, что дальше они выродились уже в плохой карнавал. Рыдания, обнимание и целование трупа умершего, перед тем как опустить в могилу, — с одной стороны, и страсть периодически самим же заваливать страну трупами — с другой, — все это некоторым ученым дало основание подозревать даже у русской нации массовую хроническую некрофилию. Но, слава богу, как мы теперь знаем, все обошлось…