Мария в заповеднике
Шрифт:
— И не только родителей, — сказала Мария, не слушая его, — но и моих сестер, подруг, братьев, друзей, мою свиту, моих слуг, фаворитов, заговорщиков, охранников, моих любовников и духовных наставников, моих поэтов, художников, святых, воров, убийц и проституток… Ты когда-нибудь видел, Пер, настоящих проституток? Не тех, дорогих — валютных — тьфу! Ну и словечки у вас, Пер… — которых уже не отличить друг от друга, а натуральных, уличных, живописных, разногрудых, каких не встретишь теперь нигде, кроме панели Большой Империи!
— Извини, Мария, я тебя перебью, но… как сюда затесались поэты, художники, святые?
— В каждом обществе есть свои поэты, святые и художники, — возразила Мария, — а в избранном обществе они тоже избраны! В Большой Империи поэт больше чем поэт! Мои поэты вообще не понимают, как можно творить в вашей стерильной Цивилизации, где никто не мешается на пути и не из-за чего страдать многопечальной лирической душе!
— Чудачка ты, — сказал Пер. — Стерильной! В Цивилизации всякого дерьма побольше вашего будет… Мне кажется, я начинаю понимать тебя, но… чем я могу помочь?
— Завтра, Пер, — быстро заговорила племянница Калиграфка, — все избранное общество Империи соберется здесь, в Заповеднике, чтобы приобщиться к священнодействию Оплодотворения. Ты говоришь, что хочешь еще испытать стадо — как преступно ты продолжаешь называть подданных Большой Империи — в чистом виде, изолированном от власти, но власть происходит из среды избранного общества, и если ты предоставишь его самому себе в среде простых подданных, оно незамедлительно даст новую власть, и тебе придется все начинать сначала, но если все избранное общество запереть здесь, в Заповеднике, ты сможешь спокойно внедряться со своей Цивилизацией в Большую Империю, и если она вас примет, — ради бога, Пер, делайте с ней, что хотите, но за это вы оставите Заповедник в покое!
— Это была бы поистине уникальная резервация, — согласился Пер, — но я не понимаю, как это возможно технически… и потом — они же друг друга здесь просто вырежут!
— Мне кажется, ты упорно не желаешь видеть того, что лежит у тебя перед носом…
Пер взглянул на Марию и отметил в ней едва уловимую перемену: она как-то отдалилась от него недосягаемо.
— …вернее — того, что лежало у тебя под носом полчаса назад, и все еще находится здесь, перед тобой… Ну же, Пер, будь внимательный!
— Ты как всегда хороша, — сказал Пер, — и больше я ничего не вижу.
Без тени улыбки Мария произнесла:
— Я — истинная владычица Империи!
— Какие глупости говоришь ты, Мария, — Пер остался невозмутимым. — Дикари вообще скверно относятся к женщинам.
— Да, но они устали от Шенка и страшатся Калиграфка, они хотят пожить спокойно под моей женской юбкой и сделают все, что я им прикажу.
— Царство женщин? — Пер улыбнулся. — Но что же ты им собираешься приказать?
— Завтра, Пер, по окончании Обряда, охрана по моему хотению закроет все выходы из Заповедника и все мое избранное общество навсегда останется здесь со мной, а чтобы они не взбунтовались, Пер, сделай так, чтобы Большой Конгресс и впредь продолжал снабжать Заповедник шмотками и едой.
Пер с некоторым удивлением рассматривал новую Марию — владычицу, и вдруг что-то осенило его.
— Ты знаешь, надо подумать, сказал он.
— У тебя есть какие-нибудь идеи? — настаивала Мария. — У нас мало времени.
— Может быть, я отправлю специальное донесение в офис по планированию…
— Какое донесение, Пер! Ведь Станция игрушечная!
— Ну, знаешь! Станция-то игрушечная, но связь, разумеется, у нас есть.
— Когда ты это сделаешь?
— Сяду составлять прямо сейчас, но… я боюсь за тебя, я люблю тебя, Мария, а здесь через двадцать лет тебе будет грозить смертельная опасность, мне кажется, отпрыск этого Цацы, который завтра… оплодотворит Ольгу, устроит здесь уголовный террор… когда через двадцать лет он войдет в права наследования власти и никакое владычество твое тебе уже не поможет…
Мария посмотрела на Пера с очаровательной, зловредной хитринкой в глазу.
— Ладно уж, — сказала она, — ты открыл мне ваши большие секреты, я открою тебе одну нашу маленькую тайну: в это самое время, пока мы здесь с тобой развлекались, Ольгу уже… оплодотворили… Знаешь кто? Магнус, Истома!
Хотя Пер ничего не понял из этих слов, он, тем не менее, почему-то с большим интересом скользнул взглядом по плоскому животу племянницы Калиграфка, которую не далее как полчаса назад сам в исступлении ласкал на полу Станции.
ГЛАВА XV
— Я уже замерзла, честное слово, когда он стал звать тебя в темноте.
Ольга полулежала в своей постели и рассказывала.
— Он назвал тебя «дорогая моя»… несколько раз…
— Я еще не покинула к тому времени грот и все слышала, — отвечала ей Мария, нежно подавшись к Ольге, как заботливая врач к больной, только что перенесшей тяжелую операцию. — А что было потом? Как все произошло?
— Это было ужасно, Мария! Вначале — ничего, потом — ужасно, потом опять ничего, потом опять ужасно, и наконец, меня обуял ужас, и я уже слова не могла вымолвить.
— Неужели он оказался так груб, Ольга? Он же художник!
— Нет, конечно, я бы не сказала, что он был груб. Наоборот, он был очень осторожен, и я ему даже понравилась, как мне кажется, несмотря на кромешную тьму.
— Недаром же я показывала тебя ему голой, — сказала Мария, хитро улыбаясь и все так же заботливо склонившись к своей «пациентке».
— Меня? Голой?
— Во время нашего купания на протоке, помнишь?
— На протоке? Но ведь там никого не было!
— Никого, кроме Магнуса, он сидел в кустах, как школьник.
— В кустах?! Он подглядывал?! Ну и наглец же, знала бы я!..
— Это я его привела… То есть я была уверена, что он пойдет за нами сам, когда услышит, что мы идем купаться… Ни один художник не упустил бы шанс подсмотреть, что там у тебя под платьем на самом деле, если, конечно, он настоящий художник. И Магнус, как видишь, не ударил лицом в грязь, он не упустил свой шанс.
— Господи, он едва не умер от страха, когда увидел меня. Зачем ему еще нужно было мою наготу? — Ольга не стеснялась иногда посетовать на свою внешность перед старшей подругой.