Мария в заповеднике
Шрифт:
— Как ты себя чувствуешь? — опять спросил Магнус.
Ответа как не было, так и нет. Конечно, Магнус мог бы склониться над своей возлюбленной и, коснувшись ее отдыхающего, по всей видимости, такого близкого ему сейчас тела, найти, что она его прекрасно слышит, но не в силах пока еще отвечать, вследствие только что пережитых ею глубоких переживаний и, наверное, не совсем приятных, «в первый раз», ощущений, — но Магнус вдруг почувствовал, наоборот, какой-то неясный страх перед этим молчащим черным углом грота, словно бы оттуда начала исходить и нарастала некая жутковатая угроза нечистого происхождения.
Магнус округлил глаза свои до возможного, вглядываясь в жуткое Нечто — именно так он назвал бы, наверное, то неровное движение, которое все отчетливей мерещилось ему в черноте. Оттуда начала исходить холодная рябь ужаса, грозившая перерасти в настоящие волны и захлестнуть его с головой. Ему, с нараставшим страхом во всем теле, все больше казалось, что «Нечто» копит сейчас на него там небывалую угрозу и скоро будет готово броситься из темноты, и здесь же, на месте, пожрет его, или разорвет на части, или просто погонит из своего жилища с позором. Магнусу начинало казаться, что он непрошеным гостем забрался в чужой страшный склеп, в котором сидит неслыханный зверь. И вот зверь почуял чужой дух, затаился и готовится к решительному прыжку на Магнуса, осмелившегося нарушить древний покой. Магнус никак не мог предположить, что в своем возрасте еще может поддаваться столь архаической панике, ведь главный техник Станции Пер приписывал ему самому даже сатанизм в человеческом облике после катастрофы в Союзе в Южном Полушарии, намекая, наверное, что у него хорошо выходит мутить воду…
Магнуса стало трясти мелкой дрожью, и, вглядываясь в черноту, он теперь только выжидал удобного случая, чтобы броситься отсюда вон. Он хотел еще раз позвать Марию, но понял, что это было бы безумием с его стороны, потому что только безумец мог бы предположить, что там была Мария, а не угроза и опасность некой твари из древнего заброшенного логова, которая теперь там вся сжалась, будто пружина, готовясь к молниеносному прыжку к горлу Магнуса.
Как бы ни был теперь помутнен мозг его, он все же еще помедлил, соображая, в каком направлении отсюда может быть выход. Магнусу представилось почему-то, что он забрался на ложе с противоположной стороны, значит, следовало бежать теперь прямо, перепрыгивая это ужасное место по воздуху. Но Магнус сразу отверг столь опрометчивое решение, потому что Тварь в таком случае запросто поймает его своей когтистой лапой, и он уже никогда не увидит белого света. Он подумал еще, что можно было бы тихо, на цыпочках обойти опасное Существо стороной, но кто мог поручиться, что слух у Твари достаточно плох и что она не услышит его передвижений. Таким образом, выход для Магнуса оставался только один… Это был даже не выход, а скорее только отчаяние, и когда он уже перестал владеть собой совершенно, он просто, как был, кинулся вон, без памяти, бежать прочь в обратном направлении, даже если бы ему и пришлось при этом расшибить себе лоб в темноте о стену!
Магнус врезался в какую-то хрупкую загородь, легко проломал ее своим телом и оказался, неожиданно для самого себя, под лунным небом. Но даже и этот слабый, мертвенный блеск ослепил его и вынудил мчаться еще сотню метров, все так же не разбирая дороги, зажмурив глаза, — настолько была кромешной тьма, из которой он только что счастливо выбрался. Он отметил про себя, что ломает на пути какие-то трухлявые стволы и сооружения, килограммами собирает себе на костюм эту мерзкую, липкую паутину развалин, но страшное видение только подстегивало его целенаправленное движение все дальше, никуда не сворачивая с прямого пути, прочь от той Твари, что гналась, безусловно, теперь за ним вслед, выскочив из проклятого своего грота, и лаяла… Может быть, перепуганные ночные птицы опять носились вокруг него с криками — он этого уже не слышал…
Магнус добрался до Резиденции в лохмотьях, изорванных в клочья. Он успел проскочить незамеченным к себе в апартамент, отдышался и стал ждать той участи, которую, безусловно, уже приготовил ему Кривоногий: время было далеко за полночь…
ГЛАВА XIII
Не успели в Домике укутать раненого Дермота в специальный стерилизующий комбинезон (Пер сказал: «в смирительную рубашку, чтоб знал…»), как вошла к ним неожиданно Мария. Она была очень некстати: вряд ли у Калиграфка догадывались, кто у них там побывал, а Дермот, конечно, хотя и посвежел от врачебных манипуляций Пера, выглядел все же подозрительно для посторонних. Он с видимым усилием двигался, и красовался ссадинами на лице настолько красноречивыми по форме и качеству, что потребовалась бы большая смелость решиться объяснить их происхождение племяннице Калиграфка, например, падением Дермота со стремянки.
Но Мария вошла и, вместо приветствия, уставилась внимательно именно на Дермота.
— Если вы, Дермот, — наконец, произнесла она, — решили тоже принять участие завтра в маскараде фингалов и синяков, то я вас вынуждена огорчить: такого шествия в Священном Обряде не предусмотрено. Это вас, наверное, ввели в заблуждение люди моего дядюшки Калиграфка — многие там тоже вырядились в костюмы раненых инвалидов. Правда, ваш костюм я бы не похвалила, — добавила она, — они там, в Сарае, выглядят натуральней.
— Наш Дермот всегда отличался скромностью в гостях, — ответил за него Пер.
— И он так же был скромен в Союзе в Южном Полушарии? — быстро спросила Мария. — Или это, может быть, наш тихоня Художник Магнус устроил там катастрофу, как вы об этом имели неосторожность говорить вслух в гостиной Резиденции? — добавила она, наскучась внешностью Дермота и обратив взор свой на Пера.
Йоцхак и Уэлш уже знали о магнитофонной записи, они сошлись с Пером в том мнении, что либо Мария ничего не поняла, либо ведет какую-то свою игру, вернув им пленку, точнее — Магнусу.
— Вы, мальчики, что-то здесь затеяли, а сыпетесь на каждом шагу, — сказала Мария. — Честное слово, скоро мне уже недостанет терпения вас покрывать…
— Шантаж… — вдруг откликнулся Йоцхак из своего угла.
— Что?.. — не поняла Мария.
— Йоцхак хочет сказать, — вмешался Пер, — что ты желаешь что-нибудь получить в уплату за свое молчание. Йоцхак у нас вообще немного скептик в отношении женщин, — добавил он примирительно, на всякий случай.
— Отлично! — повеселела Мария, и это покоробило неприятно всех: до сих пор Мария не производила впечатления способной на вымогательство.
— Предлагайте! — вскричала она, бросившись в свободное кресло. — Я с удовольствием послушаю, чем вы сможете удивить племянницу всемогущего Калиграфка!
Несколько минут обе стороны молчали, прицениваясь к ситуации. Пер, в большом сомнении, вглядывался в черты Марии, Уэлш сделался угрюмым и потупился — Мария, видимо, оскорбила его в лучших чувствах, никогда бы он не поверил, что эта женщина готова терять репутацию ради игрушек, как последний охранник, подчиненный ее дядюшке, которыми Дермот кормил тигров.
Но зато вдруг безудержно развеселился Йоцхак Смоленскин.
— Мы, разумеется, не станем предлагать госпоже Марии ничего из того, что у нее и так в полном достатке, — вступил он единолично в торг. — Все эти сапоги-чулки, магнитофоны, автомобили… племянница Прокурора Большой Империи может получить и без нашей помощи, если у нее сломаются «жигули», дядя будет вынужден снабдить ее новой машиной, иначе какой же он, к черту, тогда Прокурор!
Мария кивнула в знак согласия и с выражением той деловой удовлетворенности на лице, как будто бы речь шла действительно о честной сделке — но покамест, увы, ей не подходят условия.