Мария
Шрифт:
– Да, да!
– Смотри, вот все и прошло, – сказала она, улыбаясь. – Больше тебе ничего не нужно?…
– Больше ничего… Ах, нет! Еще то, что ты мне обещала и не дала.
– Что же это? Право, не помню.
– Не помнишь? А волосы?
– А если заметят, когда я буду причесываться?
– Скажешь, что нечаянно отрезала вместе с лентой.
– Вот это? – спросила она, достав из-под косынки черную прядь и тут же зажав ее в руке.
– Да, это. Дай-ка мне их сейчас.
– Но ведь
– Ладно. Больше я тебя просить не буду.
– Как так – ладно? Зачем же я их обрезала? Просто надо их получше сложить. Завтра утром…
– Сегодня вечером.
– Хорошо, сегодня вечером.
Рука моя нежно поддерживала руку Марии, не прикрытую муслином и кружевами; пальцы ее незаметно переплелись с моими, и она позволила мне поднести их к губам. Поднимаясь по лестнице, она крепче оперлась на меня и спросила томным, умиротворенным голосом:
– Теперь ты доволен? Не будешь больше грустить?
Вечером, после ужина, отец попросил меня прочесть ему статью из последнего номера «Эль Диа». Когда я кончил, он распрощался со мной, а я перешел в гостиную.
Хуан присел рядом со мной и положил мне голову на колени.
– Что же это ты не спишь еще? – спросил я, погладив его.
– Я хочу, чтобы ты уложил меня, – пролепетал он на своем не всем понятном языке.
– А почему не Мария?
– Я на нее сержусь, – ответил он, устраиваясь удобнее.
– На Марию? Что же она тебе сделала?
– Она меня не любит.
– Почему это?
– Я просил, чтобы она мне рассказала сказку про Красную Шапочку, а она не захотела; просил, чтобы она меня поцеловала, а она и не смотрит.
Жалобы Хуана внушили мне опасения, что Мария опять загрустила.
– А вдруг, если тебе приснится страшный сон, – спросил я малыша, – она не встанет и не посидит с тобой, как всегда?
– Тогда я завтра не буду помогать ей рвать цветы для твоей комнаты и не понесу гребни в бассейн.
– Нельзя так говорить, она тебя очень любит. Поди скажи, что я тебя поцеловал за нее, и пусть она расскажет тебе сказку перед сном.
– Нет, – Хуан вскочил на ноги, обрадовавшись, словно его осенила счастливая мысль. – Сейчас я приведу Мимию,и ты ее отругаешь.
– Я?
– Сейчас приведу.
И он побежал на поиски Марии. Вскоре он вернулся, делая вид, будто силой ведет ее за руку. Она, смеясь, спросила:
– Куда это ты меня тащишь?
– Сюда, – ответил Хуан, усаживая ее рядом со мной.
Я рассказал Марии, о чем мы беседовали с ее баловнем. Она обхватила головку Хуана обеими руками и, прижавшись лбом к его лбу, сказала:
– Ах, изменник! Тогда и спи вместе с ним.
Хуан заплакал и потянулся ко мне.
– Нет, дружочек,
Но малыш все просился ко мне на руки.
– Значит, ты меня не любишь, Хуан? – жалобно проговорила Мария. – Ладно, теперь ты уже мужчина: сейчас перенесем твою кроватку в комнату к брату; я тебе не нужна больше, буду жить одна и плакать, раз ты разлюбил меня.
Она закрыла рукой глаза, притворяясь, будто плачет. Хуан подождал минутку, но, видя, что Мария по-прежнему льет притворные слезы, потихоньку сполз с моих колен, подошел к ней и, потянув за руку, открыл ее лицо. Убедившись, что Мария весело улыбается, он тоже засмеялся, обхватил ее ручками и уткнулся головой ей в колени.
– Я люблю тебя, больше всех люблю. Я не сержусь, вот ни столечко не сержусь. Я сегодня очень хорошо прочту молитву, за то что ты сшила мне штанишки.
– А ну покажи, какие тебе сшили штанишки, – сказал я.
Хуан гордо встал на диван между мной и Марией, чтобы я мог полюбоваться первыми в его жизни штанишками.
– Какие красивые! – воскликнул я, обнимая его. – Если будешь меня любить и хорошо вести себя, я попрошу, чтобы тебе сшили еще много штанишек, и подарю тебе седло, настоящие кожаные штаны, шпоры…
– И черную лошадку, – прервал он меня.
– Да, конечно.
Мальчик крепко поцеловал меня и, обняв за шею Марию, которая пыталась отвернуться, наградил поцелуем и ее. Встав на колени и сложив руки, он благоговейно прочел молитву и совершенно сонный примостился на диване рядом с Марией.
Я заметил, что левая рука Марии что-то прячет в кудрях Хуана, а на губах у нее играет лукавая улыбка. Взглядом она показала среди волос малыша обещанный мне локон. Я хотел было схватить его, но она не дала, сказав:
– А для меня?… Может быть, это нехорошо, что я прошу у тебя…
– Мои волосы? – спросил я.
Она кивнула головой и добавила:
– Я буду хранить их в одном медальоне с волосами моей матери.
Глава XXXII
Не обижайся, малыш…
На следующее утро мне стоило немалых усилий скрыть от отца, с каким огорчением собирался я сопровождать его в поездке по фермам долины. Как всегда, отправляясь даже в недолгий путь, он вмешивался во все приготовления, хотя в этом не было никакой надобности, и чаще обычного давал советы и наказы. Нам предстояло провести целую неделю вне дома, и поэтому полагалось взять с собой запас вкусной домашней еды; но хотя отец не прочь был полакомиться, он расхохотался, увидев, сколько припасов запихивали Эмма и Мария в переметную суму, которую Хуан Анхель должен был приторочить к седлу.