Маркиз де Сад
Шрифт:
Устранив преступления, надо устранить и жестокие законы, и прежде всего «свирепость смертной казни», ибо законы, «посягающие на жизнь человека, являются неисполнимыми, несправедливыми и недопустимыми», тем более что «смертная казнь никогда не устраняла последствий преступления», так как «преступления совершаются ежедневно даже у подножия эшафота».
Но нельзя наказывать убийцу — ведь он, в отличие от закона, не подлежащего воздействию страстей, совершил преступление по причине страсти, внушенной ему природой; следовательно, природа, подчиняться которой велит разум, нуждается в преступлениях. Природе нет дела до жизни и смерти как одного индивида, так и вида в целом.
«Рождение республики… является преступлением», ибо, если истинные республиканцы не будут жестоки, они не смогут дать отпор врагам и те уничтожат республику.
«Принимаемые нами законы не имеют никакой другой цели, кроме спокойствия граждан наряду со славой и процветанием республики. Однако когда вы, французы, изгнали врага за пределы вашей земли, я не желал бы того, чтобы стремление к распространению принципов революции завело вас слишком далеко. Прежде чем пройтись по миру огнем и мечом, вспомните хотя бы о провале крестовых походов. Поверьте мне, как только враг оказался на противоположном берегу Рейна, для нас лучше оберегать границы Франции, не покидая дома», — завершает автор свои рассуждения. Этот выпад против войн, которые в то время Директория и Бонапарт вели за пределами французской территории, возможно, станет одной из причин будущего ареста де Сада. До ареста еще целых шесть лет, но все эти годы влияние армии и ее победоносных генералов будет только возрастать, так что любая критика в их адрес вполне могла расцениваться как крамола. Известно, что, отдавая приказ об аресте де Сада, министр полиции Фуше располагал обширным досье на бывшего маркиза.
Но продолжим философствовать. Доказав путем словесной эквилибристики, что законы природы есть законы преступления, что истинная республика — это государство убийц, что выдвинутый республикой лозунг «Свобода, равенство, братство» следует читать «Разврат, воровство, инцест», что с падением монархии история преступлений не прерывается, а, наоборот, берет разбег с новой силой, гражданин Сад, чудом не ставший жертвой революционного террора, ставит точку в своем «мудром трактате», как именуется этот памфлет, устами Эжени.
Эротическое и политическое воспитание девушки «аморальные наставники» завершают действом в духе черного юмора. В будуар является мать Эжени, мадам де Мистиваль, она хочет увести дочь, дабы запретить ей «свободно следовать своим природным наклонностям». Чтобы наказать мадам Мистиваль за неподчинение природе, лакей по приказу заражает ее сифилисом, а затем дочь зашивает ей влагалище, а вокруг ликуют учителя-либертены. Стоит согласиться с теми, кто видит в этой сцене жестокую эротическую пародию на революционные праздники, в центре которых чаще всего была женщина — мать, юная дева, Республика, богиня Разума.
«Философия в будуаре» принесла де Саду немного денег, и он, вдохновленный, продолжил писать, тем более что цензурных запретов на пути его сочинений не стояло. Но его финансовое положение по-прежнему оставляло желать лучшего. Точно неизвестно, на какие доходы он в то время жил, впал ли в нищету, как пишут одни, или все же успешно справлялся с бытовыми трудностями, как утверждают другие, и даже принимал гостей из Прованса, приехавших добиться аудиенции у депутатов. А так как депутаты были знакомыми Констанс, видимо, делами земляков де Сада занималась она. Констанс же и нашла покупателя на Ла-Кост, с которым де Сад давно решил расстаться. После известия о варварском разграблении Ла-Коста он потерял интерес к своей некогда любимой крепости. Теперь сентиментальные детские воспоминания уносили его в Соман. «В Париже у меня работы еще на четыре года, а потом, если Господь еще отведет мне времени, я непременно вернусь умирать в Соман», — писал он Гофриди. Интересно, какую работу он имел в виду? «Новую Жюстину», «Благодеяния порока»?
Купить Ла-Кост захотел член Совета старейшин Жозеф Станислас Ровер, бывший депутат всех выборных
Фамилия де Сада по-прежнему фигурировала в списках эмигрантов, и гражданин Сад вновь предпринял попытку добиться, чтобы ее вычеркнули из этих списков. Верная Констанс, вооружившись бумагами, начала обходить инстанции. Гофриди прислал нотариально заверенный акт, в котором местные власти удостоверяли, что на основании полученных справок они готовы подтвердить, что гражданин, носящий имя Донасьен Альфонс Франсуа Сад является тем самым гражданином Садом, которому секция Пик выдала свидетельство о безвыездном проживании в Париже. Но в департаменте Буш-дю-Рон отказались выдать нотариально заверенный акт, где бы значилось, что вычеркнутый из списков гражданин Луи Сад (а имя Луи не фигурировало в свидетельстве о рождении) и гражданин Луи Альдонс Донасьен Сад, внесенный в список эмигрантов, является одним и тем же лицом. Констанс сбилась с ног, доказывая, что Донасьен Альфонс Франсуа де Сад и Луи Сад — одно и то же лицо. В борьбе с бюрократическим макабром де Сад, опираясь на свою собственную логику, составил следующее письмо:
«У ходатая требуют бумагу, удостоверяющую, что Луи Сад, выступающий сегодня ходатаем, есть тот самый Луи Сад, который был вычеркнут из списков в департаменте Буш-дю-Рон. Но в то время, когда происходило составление списков, Сад уже двадцать пять лет как не посещал сей департамент, а потому он никак не может получить требуемую бумагу. Такая бумага могла быть ему дана только в Париже, где он пребывал безвыездно, и он ее получил; данную бумагу захотели получить в Воклюзе, и он ее представил. Что еще он может сделать, чтобы удостоверить свою личность?
Хотят, чтобы департамент Буш-дю-Рон признал вычеркнутого из своих списков Луи Сада тем же самым лицом, которое сегодня требует вычеркнуть его из списков Воклюза. Но разве Луи Сад вычеркнутый не является тем же самым Луи Садом, которого внесли в список? Ведь получается, что если вычеркнут был не ходатай, то и не ходатай был внесен в список; таким образом, все, что было сделано в департаменте Буш-дю-Рон, а именно вписано ли, вычеркнуто ли, для Сада значения не имеет, и речь, собственно, идет о том, что его внесли в списки департамента Воклюз; но так как в этом департаменте его внесли в списки, скопировав списки предыдущие, то следовательно, если доказано, что предшествующие списки более значения не имеют, соответственно, и списки, с них скопированные, тем более значения иметь не могут. Но Сад чтит закон и верит тем, кто способствует поискам доказательств, дабы закон не обошелся с ним несправедливо, а потому он не намерен отвечать в оскорбительном тоне, а всего лишь подчеркивает: у него попросили представить нотариально заверенный акт, подтверждающий его постоянное пребывание в Париже, и он его представил; у него попросили свидетельство о его рождении, и он представил его и один раз, и второй; и все эти документы доказывают, что ходатай носит имена Донасьен Альфонс Франсуа Сад, и, как следствие, ему и его советчикам кажется, что от него не надобно более требовать иных документов». Далее следовали реверансы в сторону правосудия.