Маркиз Роккавердина
Шрифт:
— Видите ли, дорогой кузен! Я больше христианин, чем все вы вместе взятые: я забываю обиды. Надеюсь, вы не слишком расстроились, что я пришел навестить вас. Я снисходителен. Я понимаю человеческие слабости, как это называют священники. Когда все порицали вас за то, что вы держали в своем доме Сольмо, я защищал вас, один против всех родственников. Ваш дядя, мой тесть, метал громы и молнии, а тетушка баронесса прямо-таки из себя выходила. Думаете, из соображений нравственности? Нет, из-за тщеславия и выгоды. Они боялись, что вы женитесь на ней… О, я бы женился
— Э нет! — воскликнул маркиз.
— Отчего же? Оттого, что начнут болтать люди? Пусть себе болтают! Да разве можно жить так, как вы? Вы — маркиз Роккавердина, а вас им во что не ставят. Да будь я на вашем месте, в городе ни один лист не слетел бы с дерева без моего ведома, вы же в силах помочь людям. Вы заточили себя в своем доме, как в тюрьме, словно вокруг вас пустыня.
— Я занят своими делами.
— Вы и тогда могли бы заниматься ими. Копите деньги? А для чего? Если деньги не служат нам для того, чтобы получать от жизни удовольствия, они ничего не стоят.
— Я по-своему наслаждаюсь жизнью.
— Да вы слепы, дорогой кузен. Слепы, если рассчитываете попасть в рай!.. Рай тут, на земле, пока мы живем и дышим. Потом мы превратимся в горстку пепла, и все будет кончено.
— А душа?
— Да какая там душа! Душа — это наше тело, которое живет и действует. Умерло тело — умерла и душа. Кто и когда видел душу? Только дон Аквиланте да еще несколько сумасшедших вроде него воображают, будто беседуют с духами.
— А кто подтвердит, что все именно так, как вы говорите?
— Наука, опыт. Никто и никогда не возвращался с того света… Впрочем, ведь для вас выдумки священников — святые истины.
— Их поведал господь бог.
— Кому? Подумайте хорошенько, и вы поймете, из какого огромного клубка противоречий состоит вера. И священники — а уж они-то это понимают — говорят: «Делайте то, что мы вам велим, но не то, что мы сами делаем».
— Они тоже люди…
— И мы люди. Так пусть оставят нас в покое!
— Зачем же все-таки бог создал нас?
— Нас никто не создавал! Природа произвела какое-то первое существо, и от него в результате эволюции и совершенствования появились мы. Мы — потомки обезьян, животные, подобные другим животным.
— Ну, это уж слишком!..
— И еще какие животные! Только вместо инстинкта у нас есть разум — это, по сути, одно и то же. Ссылаясь на разум, мы делаем, однако, столько неразумного. Мы придумали бессмертие души, рай, ад… У собак, у птиц тоже есть душа. Куда деваются их души после смерти? Есть ли рай для собак? Или ад для птиц? Глупости! Выдумки! Все это басни священников. И когда они видят, что их очередная нелепость не выдерживает никакой критики, они тут же изобретают новую. Языческие жрецы выдумали Зевса, Юнону, тысячи других божеств. Католические священники взяли бога у евреев и придумали Иисуса Христа.
— Тише вы!.. Придумали, говорите?
— Иисус Христос был таким же человеком, как мы с вами, славным, добрым, он ненавидел священников и не хотел, чтобы возводили храмы… Что из него сделали служители церкви? Бога с папой, кардиналами, церквами, полными мадонн и святых…
— Тише! Тише вы!
Кавалер Пергола рассмеялся:
— А что? Боитесь, пол провалится под ногами? Вот видите… Не проваливается!.. То-то… Принесу-ка я вам кое-какие книги. Прочитайте их. Тем более что вам все равно делать нечего.
— Они запрещены.
— Еще бы! Священники рады были бы не допустить торжества истины…
И пока кавалер Пергола произносил свою речь, тряся редкой бородкой, окаймлявшей его подбородок, маркиз с удивлением заметил, что слушает его с большим интересом.
А если все-таки кузен прав?
Маркиз был растерян, ему казалось, что чья-то злая рука словно пытается вырвать из его нутра что-то живое и цепкое.
— По-вашему, — сказал он, — каждый может совершать какое угодно преступление и успокаивать себя тем, что нет ни рая, ни ада.
— Существует закон, который действует только там, где может. Существует также человеческая совесть, которая велит нам: «Не поступай с другими так, как ты не хотел бы, чтобы поступили с тобой!»
— Это одна из десяти заповедей господа нашего.
— Моисея, а он был большим мудрецом, опытнейшим политиком, какие теперь уже не рождаются. В непогоду, когда гремел гром, он поднимался на Синай якобы побеседовать с вечным отцом. А потом спускался оттуда и говорил: «Вечный отец сказал мне то-то; вечный отец велит то-то!» И правильно делал. С невежественным людом только так и надо поступать… После того как прочтете книги, о которых я говорил…
— Не стану я их читать. Не стоит и приносить. Не хочу забивать себе голову.
И все же он прочитал их, не без опасения, правда, и даже перечитал. Книги оказались куда убедительнее речей кузена, который все валил в кучу и, когда не хватало аргументов, отводил душу, обрушивая поток ругательств на священников, папу и даже на правительство за то, что не перевешало их всех.
— Ну? — спрашивал кавалер. — Убедились?
Все, что он прочитал, будоражило его ум и совесть, но у него недоставало смелости признаться кузену, что это взволновало его.
У него было такое ощущение, будто он проник в какую-то неведомую прежде местность, где дышалось легче, полной грудью, но чувствовал он себя тут пока еще новичком, не совсем уверенно и одиноко. Надо было освоиться, и он с радостью замечал, что сделать это было нетрудно. Изо дня в день обдумывая услышанное и прочитанное, он видел, как постепенно, одна за другой, преодолеваются трудности, неприязнь и препятствия.
При встрече с доном Сильвио на его обычное: «К вашим услугам, маркиз» — он отвечал теперь со скрытой иронией, как бы желая сказать: «Не очень-то воображайте, дорогой священник!» И сам поражался, ловя себя на этой мысли.