Марш 30-го года
Шрифт:
– Бери весла!
– резко приказал Алексей.
Сергей обалдел как будто.
– Бери весла, - повторила Таня с тихой ласковой убедительностью.
Алексей круто занес весло за корму, и лодка быстро наметила носом путь к острову. Таня крикнула весело:
– Знаешь, Сережа, а без шнурков тебе гораздо лучше!
Алексей теперь сидел спиной к Тане. Он не хотел больше ее видеть. И удивился, когда услышал свое имя:
– Алеша, мне нужно с тобой поговорить. Приходи вечером к столовой.
Алеша быстро оглянулся. Таня догоняла девушек и на бегу приветствовала
Богатырчук тоже смотрел на Таню. А потом сказал Алексею:
– Видишь?
– Нет, не вижу, - ответил Алексей серьезно.
– Ну и я не вижу, - вздохнул Богатырчук и взялся за весла.
5
В это лето в помещении бывшей столовой открылся "Иллюзион" - кинематограф. При входе в столовую повисли два ослепительных фонаря. Электрическую энергию предоставил Пономарев с своего завода. Содержатель "Иллюзиона", приезжий, веселый человек со странной фамилией Убийбатько, то сам сидел в кассе, то усаживал жену, толстую и сердитую даму. Он сам веселым голосом, а жена злым голосом отвечали покупателям в одной и той же форме:
– Не мржем дешевле, господа, у нас не городская электрика, а господина Пономарева.
И многие господа отходили от кассы, не имея возможности получить иное удовлетворение, кроме такого ответа. Но электрика отражалась отрицательно и на самом Убийбатько: только по субботам в "Иллюзионе" набиралось порядочно публики, потому что в субботний вечер многие старики приходили с женами смотреть погоню за вором или смешные приключения Макса Линдера. В другие же дни господ зрителей набиралось меньше половины зала, а остальные места заполнялись костромскими мальчишками, умевшими с энергией не менее титанической, чем энергия Макса Линдера, преодолевать и строгость контроля, и неудобство пономаревской электроэнергии.
И все-таки "Иллюзион" супругов Убийбатько имел на Костроме большое просветительное значение, главным образом в смысле буквальном: указанные выше ослепительные фонари ярко освещали довольно приятную площадку: на ней еще кадетом Пономаревым были посажены деревья и поставлены деревянные диванчики. Когда-то все это предназначалось для уставших рабочих, ожидающих обеда. Теперь на диванчиках располагалась костромская молодежь, по разным соображениям предпочитавшая свежий воздух фракам и визиткам кинематографических героев. Предверие "Иллюзиона" обратилось в маленький костромской клуб. Убийбатько с негодованием смотрел на это бесплатное использование электроэнергии и обращался к публике:
– Господа, надо купить билеты и смотреть картину, а здесь нечего сидеть даром.
Но такое обращение не имело успеха у сидящих на диванчиках, и в дальнейшем Убийбатько ограничивался тем, что тушил фонари, когда начинался сеанс.
На диванчике сидели Алеша, Таня и ее брат Николай Котляров, тоже голубоглазый, но совсем некрасивый юноша с бледным веснушчатым лицом. Николай заглядывал в лицо Алеши и говорил жидким, нежным тенором:
– Идем, Алеша, не ломайся.
Таня смотрела на Алешу любопытным взглядом вкось, как будто исподтишка. Алексей склонился к коленям и задумчиво поглядывал на кусты желтой акации. Из-за кустов вышли Павел
– Алега ни за что не пойдет за чужой счет. Что ты его уговариваешь?
– А я пойду, - веселым басом произнес Богатырчук.
– Пойду за счет Цыгана - и ничего. Спасибо ему говорить не буду. Он помощник слесаря, у него денег много.
– Перед кем ты гордишься?
– обратился Павел к Алеше. Перед товарищами? Дурень ты, хоть и студент. Какая честь тебе в том: сидишь и надуваешься!
Алеша поднял голову, свет упал на его лицо. Оно было еще по-юношески румяным и круглым, но на скулах уже начинали играть тени мужества, а на лбу падала к переносью резкая и острая складка. Алеша с усилием, вкось посмотрел на Павла:
– Тебе хочется в "Иллюзион"?
– А что же? Хочется. А тебе не хочется?
– Не хочется.
– А скажи, твой институт называется императорским?
– Мой институт не называется императорским.
– Так чего же ты...
– Я ничего...
– Идем, - решительно сказал Павел и тронул Алешу за плечо.
– Отстань!
– Идем, уже впускают.
За кустами акация на главной дорожке проходили головы и картузы посетителей "Иллюзиона". Алексей поднялся со скамьи, неожиданно выпрямил высокое, ловкое тело и потянулся, положив руки на затылок.
– Идите, я вам не мешаю.
– Раз ты не идешь, значит, и я должен тут торчать, - пробурчал недовольно Павел.
– Да ну вас к черту!
– сказал Богатырчук.
– Пригласил, а теперь назад? Ты меня из дому вытащил? Какое ты имел право, уважаемый?
– На тебе сорок копеек, и ступай один.
Богатырчук взял сорок копеек, подбросил их на ладони и грустно ухмыльнулся красивым ртом:
– Подлецы! Вы думаете, у меня действительно никакой чести нет? Подлецы вы после этого! На твои сорок копеек!
Он с размаху опрокинул ладонь на протянутую руку Павла.
– Убирайся! Богатырчук может принять приглашение товарища, а подачек не принимает. Если даже его пригласит Колька Котляров, этот беднейший из пролетариата Костромы, Богатырчук примет приглашение.
Колька Котляров сказал без всякого выражения:
– Я тебя не приглашаю.
– Почему?
– Не хочу.
– Нет, почему?
– Сказать?
– Скажи.
– Принципиально.
Колька стоял перед Сергеем мелкий, нескладный, ничего не унаследовавший от плотника Ивана Котлярова: ни саженных плеч, ни коренастости, ни буйной шевелюры, но сквозь плохонькую оболочку ясно был виден его принципиальный дух. Павел пошевелил руками в карманах и сделал шаг к Николаю:
– Интересно!
Одна Таня осталась на диване и спокойно играла пушистым кончиком косы на коленях. Колька под горячим взглядом павла поежился, но не улыбнулся, отвел галаза и сказал негромко:
– Да чего говорить! Ты спроси у него, почему он не работает?
– Ха!
– засмеялся Богатырчук и повалился на диван рядом с Таней. Старая песня. Меня даже не раздражает. Дома папаша с мамашей талдычат, теперь Колька прибавился. Черт бы вас побрал, почему вы отца Иосифа на помощь не позовете?