Марш 30-го года
Шрифт:
– Я не знаю.
– А когда ты узнаешь?
– Я...наверное, скоро узнаю. Если бы мне... поехать, посмотреть. здесь на Костроме как-то не видно.
Таня собралась уходить. Она подошла к Алеше, взяла его под руку, отвела в сторону:
– Ты скорее поправляйся. Милый мой! Скорее выздоравливай.
24
Иногда Алеша ночевал в госпитале, там у него была койка. Он каждый день ходил на перевязку, на разные процедуры. В госпитале почти не было больных, поступление контуженных с фронта прекратилось. Только на другой койке по целым дням сидел артиллерийский капитан, худой и высокий,
– Сказали, что через десять дней выпишут, и то, если будет лучше. Разве в этом городе будет лучше?
– А куда вам хотелось бы? Куда вы хотите ехать?
– Куда я хочу ехать? У меня нет ни имения, ни жены, ни родственников. Поеду в какую-нибудь команду выздоравливающих. Место спокойное, никому не нужное.
– А воевать?
– Э, хитрый какой поручик! Воевать довольно. Служить адвокату какому-то паршивому?
– Не адвокату, а народу.
– Народу? Поручик, бог с вами, на что я народу сдался. Народ теперь сам с фронта бежит, только пятки сверкают.
– А Россия?
– Была, да вся вышла ваша Россия.
– А что есть, по-вашему?
– Ничего нет. Сплошная команда выздоравливающих. Вот, может, переболеют, выберут царя, станут опять жить. А без царя какая Россия?
Алеше капитан не нравился. Поэтому, бывая в госпитале, Алеша старался проводить время на улице.
В один из жарких июньских дней он долго сидел в палисаднике, потом вышел на тротуар и остановился у входа в госпиталь, рассматривая прохожих. Прохожих было немного, и они не мешали Алеше думать. Думы были все такие же взбудораженные.
Прошла парочка - молодой человек в соломенной шляпе и тонкая девушка с бледным лицом. Девушка посмотрела на Алешу и не заметила его, как не заметила ни ворот, ни убегающей дорожки палисадника. Потом прошла женщина с ребенком на руках, а за нею показался взлохмаченный, без шапки, угрюмый человек. Он шел быстро, его ноги, обернутые в какое-то тряпье, шлепали по кирпичам тротуара с каким-то неприятным, шершавым шумом, но человек не обращал на это внимания. Он шел, опустив голову, а руки заложил за спину. Совершенно ясно было, что он не пьян, хотя, может быть, и выпил немного. Алеша заинтересовался человеком и внимательно следил за ним. За несколько шагов до Алеши человек поднял голову и прямо пошел на него. У человека небритое лицо кирпичного цвета и мохнатые светлые брови. Подойдя к Алеше, он вдруг с силой топнул ногой и прохрипел:
– А! Стоишь, паскуда, красуешься?!
Не успел Алеша услышать эти слова, как человек быстро поднял руку и дернул за левый погон. Погон он оторвал только с одного конца, но Алеша не удержался на костылях и повалился вперед. Человек отступил, дал ему упасть, потом круто обогнул Алешу и зашагал дальше, по-прежнему заложив руки за спину.
25
Подбежавшие люди нашли Алешу в обмороке и унесли в госпиталь. У него была сильно ушиблена голова, и, когда он пришел в себя, к нему возвратились прежнее заикание на последних словах и частые головные боли. Врачи постановили, что в течение месяца он должен лежать, меньше говорить и еще меньше волноваться.
Семен Максимович пришел к Алеше на другой день и долго молча сидел у постели, сухим холодным взглядом посматривая на капитана, сидящего на своей кровати и набивающего папиросы. Потом кашлянул и сказал спокойно:
– Тебе сказано не волноваться. А я тебя считаю мужчиной. Это хорошо, что с тебя погоны сорвали. К чертовой матери, так и нужно...
Алексей молча смотрел на отца с подушки, но капитан, не отрываясь от своей работы, сказал:
– Кто смеет говорить, что правильно?
– Я смею, - ответил Семен Максимович и, захватив рукой усы и бороды разгладил их книзу.
– А вы кто такой будете?
– А я вот отец этого... молодого человека.
Капитан посмотрел на Семена Максимовича, надул губы и внимательно протолкнул палочку в гильзу. Семен Максимович продолжал:
– Воевать тебе все равно не придется. Так?
– Воевать видимо, не придется.
– Хватит. А погоны тебе не нужны. Запомни, что я сказал.
– Запомню, - сказал Алеша тихо.
– Хорошо. Будь здоров.
– Будь здоров. Мать не пугай.
– Учи меня еще.
Семен Максимович зашагал к выходу. Капитан проводил его взглядом и кивнул.
– Кто он такой, ваш отец?
– Токарь.
– Токарь?
– Токарь.
– Ваш отец?
– Мой отец.
– А-а!
– А что?
– Пускай, - сказал капитан.
– Я не возражаю. Команда выздоравливающих.
Алеша повернул к нему лицо и сказал серьезно:
– Капитан, вы поглупели, голубчик!
– Поглупел? Не возражаю. В порядке вещей. Говорят, и генералы теперь поглупели. А вы все-таки не говорите лишнего, потому что... потому что вам запрещено.
26
В тот же вечер пришла к Алеше Нина Петровна. Он так удивился ее приходу, что даже не сразу ее узнал, потом вскрикнул:
– Нина!
Нина быстро села на стул.
– Молчите. Господин офицер!
– Готов служить, сударыня, - капитан уже стоял на ногах и поправлял пояс.
– Пойдите, погуляйте полчаса.
– Слушаю и понимаю.
Нина прищурилась на носатого капитана:
– Как вы плохо воспитаны! Как можно так опуститься!
– Сударыня!
– Как вы смеете понимать? Что вы понимаете? Вы должны только слушать!
– Слушаю.
– И ничего не понимаете.
– Совершенно верно: ничего не понимаю.
– А теперь уходите.
– Слушаю.
Капитан вышел, осчастливенный разговором с красавицей. Алеша смотрел на Нину и поражался:
– Нина, вас узнать нельзя. Какая у вас энергия! Вы просто командир.
Но Нина смотрела на него прежним, мягким и нежным, счастливым взглядом:
– Милый, вы простите, что я пришла к вам незванная, но вы знаете, я, наверное, в вас влюблена. Молчите, молчите. Это ничего, что я влюблена, у меня есть к вам два очень важных дела. Очень важных. Собственно говоря, только одно важное. Ах, как долго я рассказываю, такая болтушка! Этот самый человек, который погон у вас оторвал, этот самый человек хочет вас видеть. Он наш сосед, я с ним говорила. Это Иван Васильевич Груздев, он кочегар.