Марш мародеров
Шрифт:
Ник вертит головой - действительно, всё так, как и рассказывал Юсупов. За золотистой стеной предметы, постройки, машины не подверглись действию времени. Никакой ржавчины, грязи, разложения, гнили. Но при этом трава, деревья растут тут так же буйно, как и по всей Казани.
Почему так? Что явилось причиной этого феномена? Ник не знает, хотя и догадывается, что все дело в золотистой стене, точнее, в стенах. Вторая завеса отчетливо просматривается впереди, примерно в полукилометре. Она кажется более плотной, осязаемой,
Тягач дергается, поворачивает и, ломая забор, лезет напрямик через чей-то участок, едва не своротив угол одноэтажного кирпичного коттеджа. Еще раз свернув, Юсупов подгоняет машину к гостеприимно распахнутым железным воротам большого гаража. Хозяин, видимо, выстроил его для грузовика - тентованный КАМАЗ с красной кабиной застыл рядом, в нескольких метрах.
Двигатель МТ-ЛБ рявкает и глохнет. С наслаждением вслушиваясь в наступившую тишину, Ник различает в ней треск кузнечиков, пересвист птиц, деловитое жужжание пчел, торопящихся собрать последнюю дань с августовских цветов.
– Эта… приехали!
– сообщает Юсупов, вылезая из люка, и тут же спрашивает: - Всё нормально? Как голова?
– В порядке, - кивает Ник и спрыгивает в траву.
– Хорошо тут.
Клацают дверцы десантного отсека. Эн, Камил и Хал выбираются наружу, удивленно оглядываясь.
– Как на даче, блин, - резюмирует Хал и по привычке сплевывает.
– Найдут они тут наши волыны. Звиздун ты, Очки. Не фига тут не страшно.
– В самом деле, Вилен… - начинает Ник и тут его накрывает.
Шум накатывается одновременно со всех сторон и бьет по ушам. Перед глазами плывут какие-то темные пятна, резные, разлапистые, колючие. Сердце бьется так сильно, что Ник с перепугу хватается за грудь, словно пытаясь удержать его там.
Камил взлаивает, но Ник не слышит звука - просто пес, ощетинившись, разевает пасть и пятится задом к тягачу. Эн хватает его за шерсть на холке, тащит куда-то в сторону. Хал, приседая и выпрямляясь, ладонями бьет себя по голове. Юсупова Ник вообще не видит - инженер куда-то исчез.
Шум в ушах стихает, распадается на множество составляющих, на звуковую мозаику, а она, в свою очередь, складывается в знакомые, привычные голоса людей, тарахтение двигателей и шуршание шин по асфальту. Ник закрывает глаза и у него создается полное ощущение того, что он стоит на тротуаре посреди обычной городской улицы.
– Да, приложение к договору надо подписать отдельно!
– басит совсем рядом мужской голос.
– Что? Не слышу? Тут ловит плохо…
На смену басу приходит щебетание двух подружек явно пубертатного возраста:
– А Юлька ему - я ни-ку-да с тобой не пойду!
– Ой, а он?
– А что он? Сказал, что она дура, и поехал к Ремезовой.
– Во-от сволочь!
Детский голос, звонкий и нетерпеливый, перебивает сплетничающий подружек:
– Мама, мама, возьми на ручки! Мама, я устал…
Шелест поливальной машины заглушает все прочие звуки, где-то в стороне звенит трамвай.
Ник открывает глаза и видит за стеклами очков веселые глаза Юсупова. Инженер что-то говорит, оживленно жестикулируя.
– Отойди!
– долетают до Ника через несколько секунд его слова.
– Загонять буду.
– Хорошо!
– громко, как глухому, отвечает Ник и, борясь с головокружением, делает несколько шагов по направлению к красному КАМАЗу.
Там уже сидят прямо на траве Хал и Эн с Камилом. Девушка гладит дрожащего пса - пожалуй, самого напуганного из всех.
Когда Ник садится рядом, до него сквозь по-прежнему звучащий в ушах городской шум доносятся слова Хала:
– Тут звуки медленно доходят, блин…
– Я понял, понял!
– кричит Ник.
– Это какая-то ерунда. Архивные фоновые звуки, которые застряли тут почему-то.
– Давайте уйдем отсюда, - говорит Эн.
– Камилу не нравится.
Юсупов загоняет тягач в гараж, прикрывает железные двери, подпирает их лопатой и машет рукой - пошли, мол.
С явным облегчением все спешат за инженером. Шагая следом за Эн, Ник чувствует острое желания заткнуть уши, что немедленно и делает. Но шум жизни большого города никуда от этого не исчезает. Он звучит в голове, воздействуя не на барабанную перепонку, а непосредственно на какие-то центры мозга, ответственные за передачу звуков.
– Магазин!
– орет Юсупов и сворачивает к одноэтажной пристройке, украшенной вывеской «Ашамлыклар[29]».
– Зачем?
– с запозданием в несколько секунд кричит ему в спину Ник и тут же понимает: если тут не «постарели» машины, дома и прочее, значит, и продукты тоже.
В магазине пованивает - мясо и рыба уже успели подпортиться за прошедшие с момента пробуждения дни. Торты и пирожные в обесточенной витрине поросли нежно-зеленой пушистой плесенью. Хлеб и батоны высохли до каменного состояния. Но консервы, пресервы, твердые сорта сыра, сухари, баранки, молоко в пакетах, колбасы, нарезки, копченая рыба - все это годится в пищу.
Набив рюкзаки, партизаны делают несколько ходок к гаражу, сваливая тушенку, сгущенку и консервы в десантный отсек. Все это время их изводят шумы давно омертвевшего города.
– Я больше не могу!
– в отчаянии заявляет Эн, тряся головой.
– Я сейчас с ума сойду!
– Всё.
– Ник спортивным жестом скрещивает руки, показывая остальным, что пора заканчивать.
– Берем то, что унесем с собой -
и валим!
Покинув разграбленный магазин, они гуськом двигаются вдоль дома, сминая огромные лопухи.